Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

– Так и есть, Банни, – пробормотал Раффлс тоном, который вновь придал мне уверенности. – Я не мог бы придумать истории лучше, и прости мою прямоту, но я верю, что ты еще ни разу в жизни не действовал столь удачно! Считай, что ты во стократ искупил всю вину за тот случай, когда проломил мне голову! Но меня не отпускает беспокойство, что нам еще столь многое предстоит сделать, и при этом у нас так мало времени для размышлений и действий.

Я вынул часы из кармана и молча показал их Раффлсу. Было три часа ночи, а на дворе стояли последние дни марта. Менее чем через час на улице уже появятся первые тусклые лучи света. Раффлс будто очнулся от задумчивости.

– Есть одно-единственное решение, Банни, – сказал он. – Мы должны всецело довериться друг другу и разделить работу между собой. Ты позвонишь в полицию, а в это время я займусь остальным.

– Ты придумал причину, по которой грабитель мог позвонить мне?

– Еще нет, Банни, но придумаю. Объяснение понадобится через день или два, да и, в конце концов, ты не обязан знать причину. Детальные разъяснения наведут еще больше подозрений.

– Все верно, – согласился я.

– Тогда доверься мне, Банни, я что-нибудь придумаю, постараюсь сообразить что-нибудь к утру, но в любом случае у меня будет история для тебя к тому времени, когда она понадобится. Я не подведу тебя, Банни. Я докажу тебе, что после сегодняшней ночи я никогда, никогда и ни за что тебя не подведу!

На том мы и порешили. Ни слова не говоря, я сжал его руку и остался сторожить спящую троицу, в то время как Раффлс прокрался наверх. Позже я узнал, что на верхнем этаже спали трое слуг, а в подвале – еще один, который слышал часть того, что произошло. Но, хвала небесам, он слишком привык к ночным оргиям, причем гораздо более шумным, чтобы появляться без вызова. Думаю, он слышал, как Раффлс уходил. Но Раффлс не скрывал этого, напротив он спокойно вышел и, как сам потом мне рассказал, первым, кого он встретил, был патрульный констебль. Раффлс даже пожелал ему доброго утра, он был вполне в состоянии это сделать. И причина тому была в том, что он успел побывать наверху, где отмыл лицо и руки. После этого, надев огромную шляпу и меховую шубу боксера, он мог бы маршировать даже вокруг Скотланд-Ярда, несмотря на то что в одном кармане у него лежал золотой кирпич из Сакраменто, а в другом – серебряная статуэтка Магуайра, а вокруг его талии красовался под одеждой драгоценный пояс от штата Невада.

Моя непосредственная роль после всех событий этих предрассветных часов оказалась довольно сложной. Скажу только, что сошлись на том, что для меня разумнее всего будет с полчаса молча полежать с остальными и только после этого поднимать на ноги слуг и звать полицию. Из значимых событий в эти полчаса я бы отметил тот момент, когда Барни Магуайр свалился на пол, умудрившись при этом не проснуться сам и не разбудить остальных. Единственное, что хоть как-то среагировало на шум – было мое сердце, которое затрепетало в горле, как испуганная птица.

На рассвете я, вооружившись колокольчиком и телефоном, поднял тревогу. Через несколько минут дом кишмя кишел полусонными слугами, раздраженными докторами и уверенными в своих силах полицейскими. Рассказав свою историю однажды, я оказался вынужден повторить ее дюжину раз, и все на пустой желудок. Но это была, конечно, чрезвычайно правдоподобная и последовательная история, пусть даже пока не подтвержденная другими жертвами, которые еще не вполне пришли в себя. В конце концов мне было разрешено удалиться с места преступления, пока от меня не потребуются дополнительные сведения либо меня не вызовут для опознания преступника, которого наша доблестная полиция надеялась поймать еще до конца дня.

Я сразу же направился домой. Привратник вылетел, чтобы помочь мне выйти из кэба. Его лицо встревожило меня сильнее, чем все те, что остались на Хафмун-стрит. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы сделать вывод, что я пропал.

– В вашу квартиру вломились сегодня ночью, сэр, – воскликнул он. – Воры унесли все, что только смогли.

– Воры в моей квартире! – воскликнул я в ужасе. Мои мысли тут же унеслись к компрометирующим вещам, которые хранились как у меня, так и в Олбани.

– Дверь была взломана с помощью лома, – поведал привратник. – Первым обнаружил это молочник. Сейчас там констебль.

Из всех квартир именно мою сейчас обыскивает констебль! Не дожидаясь лифта, я помчался наверх. Незваный гость, послюнив карандаш, усердно заносил заметки в толстый блокнот; пока что он не прошел дальше передней. Я пронесся мимо него. Мои трофеи хранились в ящике гардероба, в который был специально установлен брамовский замок. Замок оказался сломан, а ящик пуст.

– Там было что-нибудь ценное, сэр? – осведомился назойливый констебль.

– Да, было, кое-какое фамильное серебро, – ответил я. Это было правдой, только не про мою семью.