Читаем Ворчание ездового пса полностью

Короче… я широко известен. Маститые деды, летчики–испытатели, работающие в ОКБ аж с 58–го года, попросили передать мне книги, сопроводили их теплыми, пространными посланиями. Уважают, значится. Валеев говорит: ты для них – гуру. Во.

А мальчики нынче не уважают деда. Мох времён.

Ну, все антоновцы интересуются, где же можно найти мои книги, выложено ли что‑либо мною в интернете.

А Яндекс слабо нажать?

Ну, давай же включай интернет. Навел я Сашу на свои сайты, дал ему мыло и адреса для широкого пользования. Короче, показал рекламу.

Сижу дома. А что мне делать. Листаю интернет, читаю подаренную книгу. О катастрофе «Руслана» в Иркутске в ней упомянуто не столь подробно, как бы мне хотелось, но зато там же, в разных статьях, о многочисленных, чуть не ежедневных помпажах хваленого и проклятого двигателя Д-18Т написано более чем прозрачно. Дерьмовый мотор.

А его конструктор Муравченко уж так ерепенился, уж так защищал свое детище… только детище это так и остается сырым. Создали они новую его версию, через пятнадцать лет, вроде более надежную, – да только стоит она 4 миллиона долларов. Не по карману. А летают на той же нулевой и первой серии, и помпажи продолжаются.

Короче, предполагается, что в Иркутске бортинженер после отрыва ошибочно выключил вместо запомпажировавшего третьего – работающий второй (зафиксировано срабатывание электрокрана его останова). А на двух взлёт уже не продолжишь… вот и драли, тем более, там в 1500 метрах за торцом стоят дома. Помпаж ещё одного двигателя был уже непринципиален: они и так падали. Так что я был, в общем, прав. Причина не в топливе.

Погодите: лет через десять моя версия, как наиболее широко озвученная, хоть и не самая верная, глядишь, станет единственной, на нее и будут ссылаться.

По продолжению «Таежного пилота» на авиа ру – тишина. Дня через два–три, может, кто заикнётся. На Прозе почитывают, но пока тоже мало. А ведь для меня упоминание о новом опусе важно как поставленная в конце работы точка. Я понимаю, что незамеченным произведение не пройдет, но все равно неспокоен, чувствую себя подвешенным. Да и интересно: как же встретят?

На даче делать пока нечего. Может, по инерции, пока запал не прошел, начал бы я там, в покое, тему полетов на Ил-18. И первой главкой вставил бы на свое место написанный заведомо раньше, до времени, рассказ «Хитрый еврей».

Части этой, про Ил-18, можно дать подзаголовок, типа, «Золотой век советской авиации», или просто «Золотой век». Я именно так хочу подать её читателю. Это было как раз во времена застоя; так пусть мальчики не слушают кликушества новодворских, а читают воспоминания живого свидетеля и активного участника событий.

Надо четко дать понять читателю, что без огромной организующей работы и мощи «застойного» государства подобный эксперимент, единственный в истории авиации, был бы невозможен.

Что касается темы Ту-154, то она хорошо раскрыта в «Летных дневниках». Хотя, следуя традиции, первые впечатления о полетах на новой, реактивной машине можно и описать в четвертой части, аналогично предыдущим, и тогда «Таежный пилот» обретет завершённость. И войдёт он, родимый, в аналы.

А о чем ещё мне писать. Больше не о чем. Так, может, подвернется пара темок, наваяю рассказик–другой… зачем? Чтобы зоилы имели лишний повод позлорадствовать о деградации графомана?

Я и так уже много написал. Писать же ради писанины, для количества, как, к примеру, в старости Маркуша… Ведь читаемы‑то всего несколько его книг, остальное невостребовано.

Но деградация моска‑то развивается. Надо его чем‑то питать, тренировать ороговевшую кору. Правда, вот этот бытовой дневник и есть попытка, вернее, резюме таких умственных исражнений.

Может, подцепить к «Таежному пилоту» ещё часть – уже о наземной работе в СиАТе? Чтобы завершение стало ещё более логическим? И закончить на грустной ноте?

Четвериков все мечтал о том, чтобы я описал работу авиакомпании изнутри. Боюсь, мое описание будет не в его пользу… а ведь он дал мне хороший, очень хороший кусок хлеба с икрой.

На Либ ру надыбал рассказы бывшего военного летчика Сотникова, летавшего ещё в 50–е годы. Он вычленил и выложил их отдельным куском – из своей диссидентско–политической эпопеи, читать которую нет охоты ни у меня, ни у немногочисленных гостей его страницы.

Пишет он вроде бы правдоподобно, но очень тягомотно, разжевывает до безвкусия, подобно пресловутому Блеклову. И напряженность описываемой ситуации теряет остроту в многословии автора. Да и описывает он простые вещи: отказ двигателя на бомбардировщике над водой, отказ радиокомпаса при заходе во мгле, неотключение автопилота при заходе на посадку, простое обледенение в облаках, срыв в штопор… Чем‑то напоминает истерически–рефлексивный стиль «Последней бури» Шеналя.

Я, много пролетавший пилот, смотрю на его потуги со снисхождением. Один виток штопора он расписывает как целый роман. А там думать и рассуждать‑то некогда, там прыгать надо, работает подкорка.

В общем же, автор до смерти заражён политикой, а авиационные сценки, видимо, вставил в роман для оживляжа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ездовой пёс

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары