Ворчание ездового пса

А я наблюдаю и впитываю богатство внешнего мира, в котором и мне есть место. И совершенно, абсолютно не понимаю театралов, наслаждающихся различными интерпретациями и перепевами одного и того же спектакля. Вот нынче старые мастера театра, мэтры, вновь, в миллионный раз, ставят «Вишнёвый сад», в новом истолковании, выпендриваются. А я еду и любуюсь бушующими настоящим вишнёвыми и яблочными садами, и садам этим наплевать на проблемы, которые ставил перед бездельной интеллигенцией неисцелимый врач Чехов.

Я любуюсь трудом моей Нади – и перед ним меркнут все ваши потуги. После вас не останется и дыма; после нее – цветущая земля.

Дома читал новую книгу Драбкина «Я воевал на бомбардировщике». Да выкопал старый рассказ Летчика Лехи о курсантской жизни, распечатал Наде. Ну, молодец он все‑таки. Пишет непритязательно, но интересно. Недавно выложил в ЖЖ прекрасное фото: «Анталия и Млечный Путь».

А на форуме выложили комикс: «Повесть о настоящем человеке». Рюкзачки оценивают шедевру: «Прикольно…»

Надо ещё для них «Планету людей» комиксом выпустить. А лучше Пруста.

Отзывы на «Страх полета» в каком‑то женском ЖЖ. Мадам пишет: «Пока прочитала, пять раз рыдала…» И тут же ей ответ: «Сколько можно читать этого графомана?»

Вот – два полюса. Люди разные.

Я, видимо, сам не знаю цены своему стилю, который так хвалят Пономаренко и подобные ему вдумчивые читатели. Теперь до меня доходит, что я владею (владел?..) интуитивной способностью самыми скупыми средствами пробиться к читательскому сердцу. Причем, сохранив самый чистый, традиционный, понятный русский язык. Без той повсеместной иронии, которая губит сердечность и доверительность в общении писателя с читателем.

Вот в этом – моя сила. Сознавая её в себе, буду и вести себя соответственно.

Эх, Вася. Да когда же ты перестанешь уже комплексовать? Да пошли ты их всех подальше и при вперёд! Вперёд и вперёд! Один! Сам!

Открыл «Страх полета», перечитал ещё раз, от Святого Носа и до самого конца. Вспотел.

Нет, сволочи, вы ещё не раз взмокнете, читая мою выстраданную повесть! И будете, будете её перечитывать!

А почему, собственно, сволочи? Нормальные люди. Но – даже сволочей должно зацепить! Пусть сравнят свое городское верчение с работой летчика.

Прочитал книгу старого летчика истребительно–бомбардировочной авиации, а потом испытателя, Ильи Борисовича Качоровского «Профессия – летчик. Взгляд из кабины». Он сам назвал её психологическим эссе. Ну, в общем, интересно, но мешает слишком подробный, скрупулезный самоанализ различных психологических состояний. Хотя… книга, собственно, об этом и повествует. Однако относительная бедность военной, а вернее, учебно–боевой темы, не даёт такой уж полной картины летной работы. Ну, полигон; ну, фигуры; ну, пилотаж в облаках по приборам; ну, показ; ну, парад. Он в Липецком центре работал. Последние главы посвятил чуть ли не анатомическому разбору красоты полета.

У меня богаче. Хотя богаче‑то просто потому, что я больше пролетал, больше ситуаций пережил. Я пишу гораздо эмоциональнее, не говоря уже просто о художественности языка.

Таки не конкурент мне Качоровский. Но – достоин всяческого уважения. Язык у него приличный, человек способен внятно говорить о профессии.

Ещё скачал «Моби Дика» на русском языке. Но так как я впервые познакомился с Мелвиллом на украинском, то теперь уже никакой другой перевод не может дать мне того эмоционального впечатления, какое я получил впервые, читая американца на украинской мове.

Открываю «Ил-18»… и закрываю «Ил-18». Ну, прямо как в старческом акте: гоняешь–гоняешь, а кончить никак не можешь. Так повис на мне и этот «Мемуар»: тащить тяжело, а бросить жалко.

А все дело в том, что это не мой стиль. Чуждо мне это. Я не запоминаю подробностей; мне важно осмыслить событие, сделать из него выводы и положить в копилку опыта. А описывать, как взмокала спина… я по кусочкам это все уже описал в предыдущих книгах.

Видимо, в этом плане я выродок. Ведь сколько попадается в сети попыток старых летчиков описать свои курсантские приключения… как они только все это запоминают?

Для меня это – взбрыки теленка, задравшего хвост на росистом лугу. Я отмечу себе: ну, взбрыки; ну, луг, обычное дело. Но мне важнее то, что луг этот, взбрыки эти дали теленку первый опыт и подвели к тому событию, которое круто изменило всю его жизнь. А то, что были самоволки, что были сочные бабы, что стоял как столб, что молодой самец рвал жирные куски жизни, давясь и глотая на ходу, – так это у всех. И сравнивать, как стоял у него или у меня… Да тысячи и тысячи произведений подобного рода написаны – и что они дают?

Так и курсантские полеты. Там одни эмоции. Мне же кажется, что людям интереснее читать о том, каким путем куется профессионализм, позволяющий достичь в жизни заметного успеха. Как человек осмысливает свой путь и как направляет себя вперёд, в неизвестность. И как он в этой неизвестности мучительно обретает уверенность – то, чего многим и многим так не хватает в жизни.