Воронье Гнездо

— Боже мой, где твоя искорка? Ты же совсем зачахла… Тебе не идут опущенные плечи, Сима. С этим определенно надо что–то делать.

— Наверное, нельзя жить одной работой, — Серафима присела на стол и грустно уставилась в пол.

— Конечно нельзя! Что там с твоим ухажером? Продвинусь отношения? А Саша уже вернулась с Калани?

— Ах… Ну, он меня бросил. Сказал, что ему меня постоянно мало, что он только страдает от этих отношений…

— Давно уже пора понять, что это не твой типаж. Да и вообще, ты сама говорила, что с ним скучно, как с куском асфальта. А тот смазливенький? Все еще бегает за тобой?

— Не знаю, Гарольд, не знаю, — она перебирала гибкими пальцами свою деловую юбку, разглядывая каждый получавшийся изгиб, на глаза стали наворачиваться слезы, превращая ее юное лицо вовсе в детское, — я света белого не вижу. Каждый раз, как я прихожу с работы, я просто не знаю как расслабиться и забыть обо всем. Мне даже некому позвонить, даже тебе из–за твоей дурацкой паранойи. Выходные я провожу за уборкой, готовкой, никто обо мне не вспомнит, не пригласит на прогулку. Раньше самыми радостными событиями в моей жизни были твои письма, каждое воскресенье я шла к почтовому ящику, как на праздник. А теперь и этого становится все меньше… — говоря, она начинала все активнее жестикулировать, ее короткие, едва доходившие до плеч, завивающиеся на концах волосы весело подпрыгивали, пиджак немного задернулся, обнажив силуэт почти идеальных бедер, плотно обтягиваемых юбкой, — …я просто иногда хочу уснуть и не проснуться.

— Боже мой, ты меня сейчас так, та–ак пристыдила, что я бы предпочел слиться с этим креслом, чтобы никто никогда меня не видел. Хотя потом мне было бы стыдно за то, что я стал креслом, а не простой табуреткой. Я явно еще не заслуживаю титул кожаного кресла, и при встрече с каждой табуреткой краснел бы за то, что… А, впрочем не важно. Важно то, что теперь у тебя каникулы! И еще, я тут не проездом, осяду надолго.

— Правда? Ты переезжаешь? А как же кафе?

— Никакой больше кулинарии, дамочка, у меня на крючке рыбка покрупнее, и чтобы ее выудить мне понадобится твоя помощь. Только сначала скажи, чем именно ты торгуешь, а то ты как–то даже и не говорила.

— Вот как… Даже не знаю, как реагировать. Ну ладно, давай я тебе покажу свой магазинчик, он в этом же доме, — настроение Симы явно приподнялось.

Они прошли через офис к другой лестничной площадке и спускались вниз.

— То есть, теперь будет как тем летом? — Сима говорила как ребенок. — Только дольше? Помнишь, как мы тогда пикник на крыше устроили? Как ты водку с молоком и медом из бокала пил? А помнишь тех ребятишек в шалаше?

— Я все помню. Да уж, солнечное было лето. На удивление солнечное.

Пара вошла, наконец, в магазинчик через черный ход, который Гарольд оценил по достоинству за удобство расположения, которым будут довольны и его будущие клиенты. Магазинчик пестрел товарами необычайно ярких, сочных и веселых цветов. Между рядами сновали двое детишек, выбиравших что–то, пока у кассы стояла их бабушка. Это был магазин игрушек.

— Чудное зрелище, — Гарольд выглядел немного растерянно.

— Да, таких игрушек на весь квартал никто не продает.

— Ого, — Гарольд взял в руку маленькую тряпичную куклу, похожую на марионетку, — забавная штука. Напоминает отца: такой же опухший и никчемный милаха. Боже, какой симпатичный, я покупаю.

— Да ладно, Гуся, бери так, — Сима хихикнула, — это тебе подарок.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга, напоминая манекены, разглядывали друг друга с маниакальным увлечением, после чего Гарольд сказал:

— В общем, я хочу наладить торговлю оружием у тебя на складе, либо в подвале. И я серьезно.

— Ладно, — ответила она, глядя на него так, как смотрит юная девочка на своего любимого актера, встретив его на улице — завороженно.

12 — Кавалер Надежды

Ручка двери служебного помещения бара "Тупичок" медленно повернулась. Некоторе время после этого дверь, оклеенная стикерами, в грубейшей форме намекавшими, что вход воспрещен, продолжала быть закрытой, и только после тяжелого вздоха ее вытолкнул, сам чуть не упав, постоянный источник дохода этого бара — Рафаэль. В честь такого титула ему выделили место в подсобке, где он мог, забывшись, отдохнуть от забытия, в котором он забывается сутки напролет. Раф смутно помнил то слово, которым называют это занятие.

Он оказался в уборной.

Треснувшее зеркало. В нем никто не отражался, хоть Раф и стоял напротив. Унитаз. Побитый, с коричневыми разводами. "Ну же. Давай. Поднажми… Да–а–а…"

Раковина. "Зачем кто–то в нее нассал? Неважно". Тугой поток холодной воды так и не явился, послав вместо себя кривую струю коричневой жидкости. Зато ледяной. Раф набрал немного в ладони и плеснул себе в лицо. "Вспомнил это слово. Спал. Я спал. Доволен собой? Нет? Готов нажраться? А почему я еще не в говно? Твой выход".

— Здорово, старик, — бармен поздоровался, — это что у тебя на макушке?

— Привет, — Раф провел рукой по голове, — волосы.

— Волосы?

"Волосы? Этот ублюдок с небес что, послал мне ЭТО в подарок? Он и правда такой идиот? Или это ирония?".