Воронеж – река глубокая

— Ничего... Ноги только немножко.— Я постучал ботинком о ботинок.

— Пошли ко мне, чаем угощу, только не баси: слышимость жуткая. Чихнешь, утром тебе все говорят: «Будь здорова». Осторожнее, справа велосипед висит, начмеда. Ведра... Иди за мной.

Она взяла мою руку и пошла вперед, я за ней. Ходить в темноте по незнакомым коридорам практически не­возможно без шума, но мы прошли, как кошки.

Ее каморку можно было переплюнуть из конца в конец — койка, стол, «буржуйка», тощий шкафчик, на стене вырезка из «Огонька».

— Т-с-с! — Галя приложила палец к губам, сброси­ла полушубок, присела к «буржуйке», зажгла спичку. Дрова у нее были припасены заранее. В печурке весело затрещал огонь, она усадила меня на кровать, шинель и кубанку повесила на гвоздь при входе, присела рядом.

— Сейчас чайник закипит. Попьешь, легче будет домой бежать.

Я отогревался, но вместе с теплом ко мне вдруг пришло что-то иное, властное, темное, жгучее, мне вдруг стало мало воздуха... Галя была рядом, я видел ее и чув­ствовал ее... В голове, ставшей тяжелой и дурной, почему-то начала пульсировать лишь одна мысль: «На­до ее целовать, целовать, целовать...» Мне не пред­ставлялось, что может произойти потом, как вести себя дальше, как вести себя сейчас? Зачем она меня пригла­сила? Зачем мы прокрались, как мыши, а теперь сидим, чуть не прижавшись друг к другу? Она ведь опытнее меня, знает, что может и должно произойти, когда муж­чина и женщина остаются ночью наедине. А что именно? Я много раз слышал об ЭТОМ!

— Бери кружку,— сказала Галя. Она нечаянно дотронулась до моего колена. Нечаянно ли? А может, специально?

Что же делать? Она ждет? Моих действий? Ждет ли?

Прошла тысяча лет, но я с великим стыдом вспоми­наю свои поступки в тот вечер. Я неумело, гадко, нахально, порывисто, больно, испуганно и похотливо подался к ней, облапил ее и стал как помешанный цело­вать ее плечи, шею, щеки, куда попаду. Она не ожидала такой прыти от дохлого Алика, сначала обомлела, затем наотмашь ударила меня по лицу.

— Ах ты скотина! Я-то думала, что ты настоящий товарищ! Я поверила, что ты чистый мальчик! А ты скот! Вон! Как все! Дрянь! Уходи немедленно! Я ненавижу тебя и таких, как ты! Сволочи!

От ее удара я упал на «буржуйку», меня ошпарило кипятком из чайника. Я не почувствовал боли, всемир­ный позор обрушился на меня. Ничего не соображая, я побежал по коридору барака, на меня падали велоси­педы, тазы и корыта, я выскочил на улицу и бросился от отчаяния к лесу, к Ботаническому саду, и скатился, как ком снега, в глубокий овраг. Я бежал куда-то, падал, полз, в кровь сдирал ногти о наледь.

Была белая морозная ночь. Луна в венчике плыла над замерзшей землей, тени от деревьев были четкими и длинными. Мороз быстро пробрал меня до костей.

— Так тебе и надо! Замерзай! — твердил я, как заводной, и слезы леденели на ресницах.

Пришел домой я к рассвету, в разорванном свитере и брюках, с помороженными ногами и ободранными в кровь руками. И упал на пороге.

У меня была высокая температура, началось тяже­лейшее крупозное воспаление легких.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Моя кровать стояла у окна... Я сел. И закружилась голова, как будто сбросили с колокольни, и я летел, кувыркаясь, как голубь турман,— четвертый этаж! Жуть! После подвала высота неимоверная. Я откинулся на подушку. За стеной играло пианино. Около кровати появилась Елка и защебетала:

— Здравствуйте! Наконец очнулись! Не надоело болеть?

— Почему я у вас? Как сюда попал?

— Мы тебя на саночках привезли. Знаешь, какой ты тяжелый? Дядя Яша помогал, тетя Галя. Мама, как узнала, что ты свалился наподобие нашего Ванечки, сразу тебя забрала. В подвале все помрут. У вас там сейчас талой водой залило. Дышать нечем, как в пар­ной. И чего вы там сидите? Получили бы комнату, как нормальные люди, на развалине написали бы адрес,— она поджала губы, копируя мать, этакая маленькая, от горшка два вершка, умудренная опытом женщина.

— И долго я у вас в гостях?

— Долго, уже пять дней. Сейчас будем обедать, я тебя буду кормить куриным бульоном, ты примешь лекарства, сульфидин называется, союзники нам при­слали из Америки, и не возражай, я за тебя отвечаю. Мама в школе, Настя тоже... Вот. Что было!

Она стала хлопотать, на табуретку поставила миску и пододвинула к кровати, сбегала на кухню, зажгла примус. Еще семи нет девчонке, а уже хозяйка. Доволь­ная! Живая кукла у нее появилась, лечить можно по- настоящему.

— Тетя Галя приходила,— продолжала ворковать Елочка,— принесла твою шинель и шапку, очень за тебя переживала. Она тебе уколы делала, она и спасла, честное слово, принесла пять таблеток сульфидина. Не слышал про такое лекарство? Примешь сейчас послед­нюю таблетку. Воспаление легких как рукой сняло, но ты почему-то спишь и спишь. Прошел кризис. Да! — закончила она, как главный врач на обходе больных.