Воронята

Он тосковал по своей прежней жизни. По всему, что в ней было — беззаботности, экстравагантным празднованиям Рождества, которые устраивались дома, по педали акселератора под ногой, по свободному времени, которое воспринималось как блаженство, а не как проклятие пустоты. Он тосковал по возможности прогуливать уроки и ходить на уроки и по тому, что можно было напиться до беспамятства на собственный день рождения и размалевать из аэрозольного баллончика знак въезда в Генриетту на шоссе I-64.

Он тосковал по Черни.

За минувшие семь лет он ни разу не позволил себе такой мысли. Напротив, он все время пытался убедить себя в никчемности Черни. Старался напоминать себе о практическом значении его смерти.

Но вместо этого он вспоминал тот звук, который Черни издал, когда он нанес ему первый удар.

Нив не понадобилось говорить Велку, чтобы тот сидел молча, пока она будет занята подготовкой к ритуалу. Пока она отмечала пять вершин пентаграммы незажженной свечой, зажженной свечой, пустой миской, полной миской и тремя косточками, уложенными в треугольник, он сидел со связанными за спиной руками, уткнувшись подбородком в колени, и жалел о том, что у него не получается заплакать. Это хоть немного облегчило бы страшную тяжесть, накопившуюся в нем.

Нив коротко взглянула на него и решила, что он так расстроен из-за приближающейся смерти.

— О, — своим мягким голосом произнесла она, — не расстраивайтесь так. Это будет не очень больно. — Потом, поняв, что сказала не то, поправилась: — По крайней мере, не долго.

— Как вы собираетесь убить меня? Как вообще работает этот ритуал?

Нив нахмурилась.

— Это не такой простой вопрос. Все равно что спросить художника, почему он выбирает одни краски, а не другие. Иногда это бывает не действием, а скорее, ощущением.

— Ну, хорошо, — ответил Велк. — И что же вы чувствуете?

Нив, прижав к губе палец с прекрасно ухоженным розовато-лиловым ногтем, оглядела результат своих трудов.

— Я сделала пентаграмму. Это очень могущественная фигура для любых заклинаний, и я хорошо умею пользоваться ею. Некоторые находят ее трудной в использовании или слишком ограничивающей возможности, но меня она вполне устраивает. Зажженная свеча дает энергию, а незажженная — ее притягивает. В гадательной чаше я вижу другой мир, а в пустую чашу он вливается. Скрещенные ножные кости трех убитых мною воронов нужны для того, чтобы показать дороге мертвых суть заклинания, которое я буду использовать. А потом, видимо, я положу вас в центр пентаграммы истекать кровью до тех пор, пока линия не пробудится.

Потом она посмотрела на Велка тяжелым взглядом и добавила:

— По ходу дела может потребоваться какая-нибудь коррекция. Здесь нужен гибкий подход. Знаете, Баррингтон, мало кто интересуется механикой моей работы.

— Мне это очень интересно, — заверил ее Велк. — Иногда сам процесс бывает даже интереснее результата.

Тут она повернулась к нему спиной, чтобы взять ножи, и он стряхнул с рук веревку. Потом выбрал среди упавших веток подходящую и со всей силы ударил Нив по голове. Он сомневался, что убьет ее первым же ударом, потому что ветка была зеленая и гнулась в руках, тем не менее Нив рухнула на колени.

Она сразу же застонала и медленно повернула голову, и Велк для верности ударил ее еще раз. Потом связал ее той же веревкой, которую снял с себя, — наученный ее ошибками, он крепко затянул все узлы, — и, пока она не пришла в сознание, отволок ее в центр пентаграммы.

Потом он поднял голову и увидел Адама Парриша.

Блю впервые показалось, что находиться в Кейбсуотере для нее по-настоящему опасно, — опасно потому, что в ее присутствии все делается громче. Сильнее. В лес они попали уже глубокой ночью. Дождь сменился прерывистой моросью. Блю, охваченная предчувствиями и помнившая, что в давнем видении шел дождь, внимательно посмотрела на Ганси, когда тот вышел из машины, но его плечи были практически сухими, да и одет он был не в форму Эглайонби. А когда она видела его во время бдения у церкви, на нем совершенно точно был джемпер с вороном, и плечи у него совершенно точно были мокрыми. Не могла же она так изменить его будущее, чтобы эта ночь сделалась ночью его смерти, верно? Конечно, раз ей вроде бы суждено убить его или влюбиться в него, она никак не могла не встретиться с ним. И, конечно, Персефона не отпустила бы их сюда, если бы в эту ночь Ганси должен был умереть.

Пробираясь с фонарями по лесу, они обнаружили Свин, стоявший неподалеку от того места, где был брошен «мустанг» Ноа. От машины к деревьям вело несколько следов, как будто Адам не мог решить, где же именно ему лучше войти в лес.

При виде «Камаро» и без того мрачное лицо Ганси совсем окаменело. Не говоря друг другу ни слова, они пересекли границу леса.

На опушке ощущение чьего-то присутствия, ощущение возможности чего-то резко усилилось. Плечом к плечу они вошли под деревья и в следующий миг обнаружили, что их окружает дивный предвечерний свет.

Хотя Блю настроилась на встречу с волшебством, у нее все же перехватило дыхание.