– Две части соли, одна часть угольной пыли и золы, – сказала Шарлотта, поднимая свой черный мешок. – Мне пришлось сжечь много угля и дров, чтобы создать золу, необходимую для защиты всей деревни.
– От пугал?
– Меня беспокоят не пугала, – призналась Шарлотта, заменяя сгоревшую черную соль на свежую.
– Тогда кто?
– Тебя это не касается.
– Есть что-то
– Знай ты хоть половину того, что известно мне, ты бы по утрам из дома не выходила.
– И это должно меня успокоить?
– Я и не жду, что ты…
– Да, да, я не пойму. Хорошо. Но вы ведьма, да? Настоящая, которая может творить заклинания и всякое такое. И вы только что использовали магию, правда?
– Не притворяйся, что ты не знаешь, – усмехнулась Шарлотта. – Твоя мать была такой же. Сплошные улыбки и невинность.
– Моя мама? Значит, мама точно была…
– Я же сказала, никаких утомительных вопросов о твоей матери.
– Вы сами начали.
– Сделай мне одолжение и перестань лезть в то, чего не понимаешь, малышка.
– Мне семнадцать.
– И все же ты ведешь себя как ребенок, толкаешься, суешь свой нос куда не следует, учиняешь разрушения, хнычешь. Насколько я знаю,
Шарлотта кивнула в сторону церкви. Повернувшись, Фэй увидела, что между камней идет миссис Тич с прижатым к груди небольшим букетом голубых и розовых гортензий.
Шарлотта и Фэй пригнулись, спрятавшись за надгробием.
– Мне кажется, она тоже ведьма, – взволнованно сказала последняя. – Прошлой ночью она разобралась с тем пугалом, залезла в его набивку и…
– Что за пугало?
– Вы что, совсем меня не слушали? Эрни Тич вернулся в виде пугала, и миссис Тич распотрошила его. – Фэй подумала, что это была, возможно, самая нелепая вещь, которую она когда-либо говорила, и ждала, что Шарлотта станет насмехаться над ней, но этого не произошло.
– Вот же двуличная корова. – Голос Шарлотты понизился до потрясенного шепота. – Она солгала мне, прямо в лицо.
– О чем? Она такая же ведьма, как вы? Она…
Шарлотта прижала палец к губам Фэй, чтобы заставить ее замолчать.
Они безмолвно наблюдали, как вдова нашла могилу своего мужа и положила цветы на землю. Некоторое время она стояла в тишине, прикрыв глаза рукой, ее тело содрогалось от рыданий.
Фэй убрала палец Шарлотты от своих губ.
– Это нехорошо. Подглядывать за горем вдовы.
– Ее горе – только часть проблемы, – заявила она.
– Не будьте такой жестокой. Это нормально, что люди плачут, когда их любимые умирают.
– Да, мы плачем, мы скорбим, мы живем дальше. Но не она, не миссис Тич. О нет, она всегда должна добиваться своего, чего бы ей это ни стоило.
Миссис Тич снова всхлипнула и высморкалась в белый платок.
Фэй покраснела от стыда. Она хотела отвести взгляд, но не смогла. К счастью, Филомена поспешила обратно домой, утирая слезы с глаз.
Фэй молчала, пока не убедилась, что та ушла.
– Хотите сказать, что миссис Тич вернула своего Эрни из мертвых в виде пугала?
– Никто не обладает подобной силой, – сказала Шарлотта, звуча так, словно была уверена в этом лишь наполовину. Она встала, и Фэй последовала за ней, пробираясь через камни к могиле Эрни, где лежали гортензии. Это было одно из множества надгробий, но слова на нем высекли совсем недавно, и боль от горя еще не утихла. На похороны Эрни пришли все жители деревни.
– Тогда кто – или что – находилось внутри того пугала? – спросила Фэй. – Откуда взялся весь этот вороний народ?
Фэй оглядела другие могильные камни, некоторые из которых насчитывали сотни лет, задумалась о тех, кто жил и умер здесь, и тут она увидела нечто такое, от чего волоски на ее шее зашевелились.
– Мисс Шарлотта, – сказала она едва слышным шепотом. – Мисс Шарлотта, посмотрите. – Она поспешила к надгробию позади места погребения Эрни, потускневшему и покрытому мхом. Но слова на нем все еще можно было разобрать:
23
Беспорядочные мысли
Вороний народ танцевал, пока слоистые облака перекрывали солнце и воздух становился прохладным. Сьюки сидела одна, в стороне от веселья. Она не чувствовала холода, как раньше. Она вообще ничего не чувствовала. Старые мысли теснили ее разум. Чувствовала ли она когда-нибудь холод? Тепло объятий? Снова и снова в голове всплывал один и тот же вопрос. Она пыталась игнорировать его ради своего счастья и свободы, но он не исчезал, и она знала, что не в силах на него ответить.
Существовало ли что-то до этого?
Она спрашивала у птиц, но они не понимали.
Сьюки не хотела выказывать неповиновение Тыквоголовому, но сегодня утром прилетели птицы, заговорили с ней, и она не могла не слушать. Они рассказали, как многие их сородичи плакали от страха прежде, чем упасть с неба и погибнуть над деревней; они поведали, как помогли девочке и мальчику, потерявшимся в лесу; они сказали Сьюки, что она красивая и как они рады, что она больше не стоит в поле.