Она прочитала про себя остальные инструкции. Никаких рун она не вырезала, как и не указывала свечой на север, юг, восток или запад. Но она зажгла ее и поставила в дупло дерева. Какой вред это могло принести? Все равно здесь мрачно. Ей нужен был свет.
Фэй добралась до последнего пункта инструкции.
– Возьмите зеркало и держите его так, чтобы оно отражало свет свечи. – Фэй потребовалось несколько мгновений, чтобы найти в своей сумке маленькое ручное зеркальце с поцарапанным стеклом и ручкой из слоновой кости, как у маминой расчески. Фэй наклонила его, чтобы поймать в отражение пламя свечи в дупле, затем она склонила голову, чтобы дочитать указания. – И, наконец, позвольте себе погрузиться в расслабленное состояние, глубоко дыша. Ваши руки могут отяжелеть, голова стать легкой, стекло в зеркале может помутнеть, но вскоре вы увидите в отражении своего потерянного любимого человека и сможете поговорить с ним.
Фэй сделала несколько глубоких вдохов и посмотрела в зеркало, отчаянно пытаясь уловить хоть какой-то признак движения, но его не было. Конечно не было. Она не занималась магией.
Не последовало никаких звуков, кроме легкого шепота ветерка в листве.
События прошедших дней настигли Фэй. На сердце стало тяжело, плечи поникли, а глаза наполнились слезами. Настало время возвращаться домой.
Начался дождь, и она собрала вещи матери.
Все, чего хотела Фэй, это сказать маме, что она больше не сердится. Что теперь всякий раз, думая о ней, она чувствует теплое сияние любви. Фэй хотела сказать маме, что все будет хорошо. Теперь у нее есть цель. Она может быть полезной.
Она потянулась к зеркалу, и ее взгляд привлекло отражение дрожащей головки воробья.
К нему присоединилась лазоревка. Затем малиновка.
Фэй ощутила покалывание между лопатками. Опустив зеркало, она медленно повернулась и увидела, что старый дуб кишит птицами. С самых нижних ветвей до самых высоких теснилась толпа стрижей, весничек, зябликов, поползней, желтоголовых корольков, галок и пищух, и все смотрели на нее.
Взмахнув крыльями и зачирикав, птицы принялись петь и кружить вокруг Фэй. Она танцевала с ними, смеясь, задыхаясь, краснея и кружась, раскинув руки, словно крылья. Она едва могла говорить, ее сердце переполняла радость, которой она не знала с самого детства. Между вдохами ей удалось произнести всего два слова.
– Здравствуй, мама, – сказала Фэй.
Спиритический сеанс миссис Тич
Ее Эрни больше не было, и ничто не могло его вернуть. Филомена Тич прекрасно это знала. Она понимала это так же, как и то, что солнце заходит в конце каждого дня. Она принимала это, как принимает апрельские ливни и зимние морозы, но боль внутри не утихала. Как бы Филомена ни старалась, она не могла избавиться от тяжести навалившегося на нее горя. Вставать по утрам приходилось с большим трудом, масло и джем на тостах утратили свой вкус, а чай на завтрак казался молочным и слабо заваренным. Горе не уходило. Теперь оно стало частью ее самой.
Никто в Вудвилле этого не замечал. Миссис Тич была выше большинства мужчин, и все равно высоко поднимала подбородок, когда стояла в очереди в булочную. Она была круглее многих, но все равно передвигалась по мощеным улицам деревни в изящных босоножках. Когда она выходила из своего дома с террасой, она улыбалась.
За закрытыми дверями Филомена могла оставаться собой.
– Я же просила тебя не напрягаться. Разве не говорила, что ты должен отдыхать по выходным? Ты, с твоим больным сердцем.
Она разговаривала с Эрни, расхаживая по дому. Рассказывала о своем дне, будто он все еще сидел за кухонным столом с разбросанными по нему деталями автомобильного двигателя, пытаясь починить его своими почерневшими пальцами. Он обладал даром. Эрни мог починить что угодно.
– Кроме своего сердца, ты, великий болван. Не мог ты починить и его?
Все произошло очень быстро. В тот день он пожаловался на боль в груди, лег спать и больше не проснулся. Последними ее словами, обращенными к нему, стали: «Держу пари, это все стейк и пирог с почками. Ты набросился на них, как маленький поросенок. Пережевывай еду тщательнее, Эрни Тич».
Он усмехнулся и поцеловал ее на ночь. В какой-то момент она осознала, что его рука выскользнула из ее ладони. Когда она проснулась, он был холодным.
Миссис Тич уже была знакома со смертью. Филомена выхаживала многих в последние часы их жизни, но то, что Эрни почил в их супружеской постели, ранило ее больше всего.
Его улыбка была первым, что она видела по утрам, и последним, на что она смотрела перед сном. Она скучала по его теплу, прикосновениям и занятиям любовью, которые были настолько неистовыми, что временами будили миссис Несбитт, жившую по соседству.