Я, зачитавшись допоздна, случайно посмотрела на часы и, ужаснувшись тому, что так поздно, хотела уже выключить свет. Вдруг в комнату тихо, без стука, вошла
– Знаешь, а ты оказалась права… – Она выдохнула эти слова почти шепотом. – Или не совсем не права, вот так будет точнее.
– Довольно неожиданно! Что ты хочешь этим сказать? – Я была поражена. Услышать такое от нее, непреклонной, бескомпромиссной!
– Это все равно, какое слово употребить: обман, банальная измена, предательство. И это правильно, что в итальянском языке глаголы «изменить» и «предать» соединены в одном. Это все равно, потому что изменяешь ты самой себе, предаешь саму себя.
Она долго молчала, только смотрела, насупившись, исподлобья.
«Ах, даже так! Вот и такие мысли нас посещают, как выясняется!» – злорадно подумала я о ней.
Она снова пришла, расстроила меня – а зачем? Я столько времени потратила на то, чтобы забыть, вытеснить из сознания
Время снова затрепетало, заскользило, затем элементы пазла склеились, и вот, снова…
Много лет назад. Она…
…И вот снова постучался в ее двери, пришел в гости май, ее самый любимый месяц. И снова началась сессия, и приходилось много заниматься.
Накануне она проводила Гошу на Урал, где он собирался подзаработать
Ее роман с Деятелем развивался стремительно, по нарастающей. Гошина общительность поражала: они постоянно ходили в гости к его многочисленным друзьям, к каким-то знакомым, к знакомым знакомых… Он тут же становился душой любой компании и сам был их – компаний – большим любителем. Сначала это ее немного настораживало. Но так хотелось ему поверить! А посещение его родственников вместе с его родителями стало уже привычным, почти обязательным ритуалом, и ее стали воспринимать как члена его семьи, как его невесту, почти жену, и его родители, и родственники. Она уже была готова, как любил повторять Деятель не без ехидства,
После отъезда Гоши они с любимой подругой Майей принялись за подготовку к экзамену по истории западной литературы XX века. Подруга явилась к ней накануне поздно вечером. Она приволокла с собой тяжеленную сумку, до отказа набитую учебниками, монографиями, конспектами лекций, своих и чужих, взятых напрокат у однокурсников, уже сдавших этот экзамен. Отец уехал на несколько дней в Ленинград, и дома, кроме них, была только бабушка, которая ушла спать очень рано.
Но вместо того, чтобы готовиться к экзамену, они до глубокой ночи слушали ее любимую оперу «Фауст», а «Вальпургиеву ночь» прослушали целых два раза.
Поэтому с утра встали невыспавшиеся, хмурые, как две темно-серые тучи, недовольные жизнью, друг другом, погодой и всем на свете.
– Ну, во-от, опять все небо тучами заволокло сегодня, прямо с утра пораньше, а сейчас, того и гляди, еще и дождь зарядит на весь день… Ну, просто никак хорошая погода не установится, а еще лето называется! Ведь уже самый конец мая, – недовольно проговорила за завтраком подруга Майка, доедая геркулесовую кашу и глядя в окно на насупленный день, хмурившийся со вчерашнего вечера.
– Ага, как-кая гадость эта погода! – согласилась она, смакуя маленькими глоточками свежезаваренный кофе в крошечной чашечке и с наслаждением вдыхая его аромат. – Лето в этом году, похоже, вообще не придет! И, бр-р, опять что-то похолодало, вот хорошо, сегодня никуда не надо выходить! А ведь так тепла уже хочется, правда? Но знаешь что, погода-то прям как по заказу – для подготовки к экзаменам.
– Да уж, это точно, но все равно жалко, что никак погода хорошая не наступит! Все-таки, когда, наконец, потеплеет? Ведь, считай, уже лето наступило!
День, не моргая, уставился на них из-за окна, горестно скривил губы, смотрел уныло и как-то тускло – похоже, он прокис с самого утра, был туманно-серенький, хмурый, вот-вот готовый пролиться дождем, да и прохладный… А ведь уходили уже в июнь самые последние дни мая.
После затянувшегося до обеда завтрака они, наконец, взялись за подготовку к экзамену.
Но работа что-то не клеилась.
Она начала рассказывать подруге о том, что почерпнула в спецхране библиотеки, где собирала материал для дипломной работы.