Воронка бесконечности

Потом, когда от долгой ходьбы начали гудеть ноги, она села в полупустой 41-й автобус, удобно устроилась на заднем сиденье и поехала без всякой цели до конечной остановки и обратно. У этого автобуса очень длинный маршрут, а еще не совсем стемнело, и так не хотелось спускаться под землю… В метро темно, душно, тесно. Возвращаться же домой? Нет, и домой ей совсем не хотелось. Надо было побыть в одиночестве, подумать, принять какое-то решение, и потом, трудно было видеть осуждающий взгляд отца, слышать, как он, нахмурившись и сурово качая головой, скажет: «Опять к нему ходила? Как ты не понимаешь: это уступка! И потом, если ты сегодня стала с ним разговаривать, слушать его, значит, через неделю ты и совсем сдашься – снова уляжешься с ним в постель! А он только того и добивается – опять из тебя веревки вить станет!». Нет-нет, только не домой!

Что же ей теперь делать? Разумом она понимала: наверное, она просто выдумала себе Олежку. Он вовсе не такой, каким кажется, и надо отказаться от него, вычеркнуть из своей жизни. Но ведь это невозможно! Нет! Одна лишь мысль о разлуке с ним вызывала нестерпимую боль. Ой, как больно! Но и быть с ним она тоже не может.

Мысли судорожно заметались в голове. Она понимала: завтра, через три дня, через неделю он позвонит, они встретятся, и все начнется сначала. Ну да, сколько-то там времени он будет стараться вести себя как надо – весь вопрос только в том, когда он снова сорвется. Да, это неприемлемо. Но что делать ей, если белый свет на нем сошелся клином и невозможно избавиться от этого наваждения!

Любовь выплескивалась из нее, и брызги попадали в лицо, на мех шубки, на сапожки. Ничего она не может с этим поделать. Это донкихотство, борьба с ветряными мельницами. Все равно ничего не выйдет. «Пус-той но-мер», – словами отца выстукивали ее каблучки безжалостную дробь по асфальту. – «Да-да! Да-да! Да!».

Да! Против нее – привычки его семьи, его окружение, среда, в которой он вырос и живет сейчас, – всё и все ополчились против их любви.

Но все же это ее Воронка… Теперь она начинала смутно осознавать: это что-то темное, теплое, тихое, уютное, безопасное – и очень счастливое. Тогда она должна ее защищать всеми силами. Как то внутреннее, лично ее пространство, которое она создавала себе сама и раньше, когда замыкалась в себе. Когда создавала себе свой уютный, свободный от жизненных бурь, выдуманный книжный мир.

Без времени. Девочка…

…Это был ее такой уютный, такой безопасный и свободный от жизненных бурь, выдуманный книжный мир.

– Это девушка утонченная, необычная, не такая, как все. Это девушка из XVIII века… – говорил немного старомодный седовласый господин, мамин иностранный научный коллега.

– Да, надо же, это правда, – и удивлялась, и почему-то, как комплименту, радовалась мама.

Что это было? Комплимент? Или предостережение?

Правильно ли это? Так ли уж это хорошо – ошибиться эпохой, задержаться, потеряться душой, если не телом, – где-то в другом веке? А девочка радовалась и не спорила. Она вообще никогда не спорила, особенно с мамой. Все равно ничего не докажешь. И потом, в этом случае она как раз не сомневалась: ну конечно, комплимент. Ведь так здорово – быть необычной. Она не такая, как все!

С самого детства она очень любила читать. Все понятно – домашняя книжная девочка. В раннем детстве родители по очереди читали ей каждый вечер, и книжки всегда были такие интересные! А потом она научилась читать сама.

Как же радостно оставаться дома одной и делать то, что нравится. А нравилось ей сидеть дома и читать. Читала она много, множество раз перечитывала любимые книжки, вся, с головой уходя в параллельный мир и пытаясь воплотить свою реальную жизнь в нереальном книжном мире. Как много книг! Вот они, плотно, в несколько рядов, стоят в книжных шкафах и на стеллажах по всей квартире – выбирай любую. Ее любимые книги располагаются на разных полках, в разных местах: в родительской библиотеке всегда поддерживался образцовый порядок, и можно сразу найти нужную книгу.

«Три товарища». «Анна Каренина». «Нетерпение сердца», «Письмо незнакомки» Цвейга. «Ручьи, где плещется форель» Паустовского. «Сага о Форсайтах»… «Дорога уходит в даль» Александры Бруштейн. «Милый друг» Мопассана. И еще, и еще – и все любимые! «Мастер и Маргарита». Анна Ахматова. «Синеглазый король»… «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, «Тишина» Юрия Бондарева… И еще, и еще…