Серый явно смутился.
Помолчав с минуту, он продолжил:
– Да нет, правда же, нет! Но я только несколько дней как вернулся, а он все уши мне уже успел про тебя прожужжать. Все – Майя, Майя, Майечка… Слушайте, ну вы даете, правда же, ребята! Извини, конечно, что я вроде как и не в свое дело лезу, но… Ну чего вы жизнь-то себе портите? Вы же любите друг друга, дураки вы этакие… Ведь ты же любишь его, да?
Она молчала – только низко опустила голову.
– Вот видишь – любишь ты его, конечно… И он тоже. Ну, так и вот, если снять комнату где-нибудь, не в Черемушках, конечно, а где-нибудь там, в каком-нибудь Медведкове или вроде того, то, знаешь, совсем недорого получится, да и от родителей подальше… И жили бы, как люди, нормально, вместе. и, в конце-то концов, что он, Олежка-то, не мужик, что ли? Он уже и сейчас неплохо зарабатывает, механики, знаешь, всегда в цене! Ну, и потом подработает еще где-нибудь, грузчиком ночью или, там, что… Проживете, в общем! Знаешь, как говорят: с милым рай… где угодно. И все лучше, чем так! И чего ты боишься-то? Ну, ты, правда, совсем к другому в своей профессорской семье привыкла, да?.. Ну, так что? Детей-то ведь у вас пока что нет, ну, это, можно их пока что и не заводить на первых порах – проживете как-нибудь сами, без помощи.
При последних словах Серого она закашлялась, потом буркнула:
– Ничего я не боюсь.
Серый продолжал:
– Ну вот и хорошо, что не боишься. А то, что это за дела: все по указке родителей: он, дескать, тебе не пара, он простой для тебя слишком, механик, недоучка, простой работяга… Ты только, это самое… ты не обижайся, что я так прямо тебе все выкладываю, но… А ты, что, маленькая сама-то? Чего, это, ты сама-то уже ничего не можешь решить, без указки, что ли, все за ручку только… Может, пора и… Последние слова Серого обозлили ее до предела:
– И вовсе это неправда! С чего это ты вдруг так решил? Скажешь тоже, Сереж! Я все сама решаю за себя, и не надо мне указывать, как мне жить, понял? Ладно, все уже, не хочу больше об этом говорить! И вообще, Сереж… я, правда, жутко рада, что ты вернулся. И ты не обижайся – но только, знаешь, вот что! Не лезь ты в мои дела и мою семью не трогай, понял? Все, пока, увидимся!
И, уже не оборачиваясь, она решительно зашагала по Профсоюзной улице в направлении дома.
«Что же делать? Может быть?..»
Наше время. Я…
Ну, вот и слава Богу! Она ушла, наконец, совсем ушла, не попрощавшись. И лучше так. Наверное, решила, что ни к чему соблюдать декорум.
Однако я несправедлива. Ну при чем здесь она, в конце-то концов? Нет, это, конечно же, только моя вина: знала ведь, что ни в коем случае, никогда нельзя приходить на старые места! Не пришла бы – и не встретила бы ее! Но как хорошо, что она ушла! Кто ее вообще просил приходить? Я ее не звала. И пусть больше не возвращается. Ведь не было же у меня никакого желания снова ее увидеть! И она тоже, по-моему, не искала со мной встречи. Так что все вышло совсем случайно. Но зато теперь – надо же! – явилась зловредная тетка Пандора, выронила свой большой обшарпанный ящик, он стукнулся о землю, распахнулся – и вот что из него посыпалось!
Нет! Пожалуй, это хорошо, что я ее сегодня встретила. Она многое прояснила мне. Прояснила, что я прожила
И куда же? Соскользнула за Алисой в кроличью нору и, следуя за Алисой и Белым Кроликом, попала в Зазеркалье? Оказалась в виртуальной реальности – и считала, что это настоящая жизнь – моя.
А путь-то оказался неблизким –
Ну, до чего же все банально и сто раз пройдено! Книжная, тепличная, утонченная, воздушная девушка из интеллектуальной семьи – и простой, грубый, невоспитанный, хлебнувший уже всякого в жизни, неистовый отчаянный хулиган с пролетарской закваской, прилепившийся к этой девушке сердцем.
Разные измерения. Несовместимо.
Сбой в матрице жизненной программы.
Когда и как это получилось?
Где та точка невозврата? Тот сумасшедший
Детство. Юность. Сбой матрицы. Молодость. Обрыв… Зрелость.
Нет, не так.
Детство. Сбой матрицы. Юность. Обрыв… Молодость. Зрелость.
А может быть, вообще так? Детство. Сбой матрицы. Обрыв… Юность. Молодость. Зрелость.
Ой, ну ладно!
Это все софистика. И потом, а она, что,
Вообще, неизвестно, сколько людей, даже из тех, кто меня окружает, надевают
Все-таки непонятно: когда? Когда и как это случилось?