Воронка бесконечности

Ей действительно стало намного лучше. По дороге они зашли в булочную за хлебом, но едва только встали в кассу, как в очереди начался скандал. И очередь-то была всего ничего, каких-нибудь три-четыре человека, но две агрессивные тетки вдруг, просто на пустом месте, окрысились на немолодого мужчину, невысокого, седого, в очках, в сером плаще и шляпе, с портфелем в руке, который подошел без очереди – кажется, чек ему пробили не в тот отдел. Что тут началось!

– А этот вот хмырь, чего это он без очереди-то лезет? Что ли самый умный тут нашелся, да? – заорала, как резаная, первая тетка, пожилая, толстая, с плохо прокрашенными хной неестественно морковно-рыжими патлами и в домашних тапках на распухших, исполосованных синими венами, ногах.

– Да не, слышь, он просто еврей, не видишь, что ли? А все эти жиды, они же, знаешь, какие? Они злобные, а еще наглые, жадные, они же жмоты все, и только о себе и думают! – в той же тональности отвечала ей вторая тетка, какая-то стертая, без возраста. – И вот нет, чтобы, как все, в очереди постоять, так он прет, как танк! И чего, звали мы их сюда? Не, они не как мы, русские! Вот русские люди, так они же совсем другие, русский человек, он добрый и щедрый, и жалостливый, и он последним куском с другим человеком, своим ближним, поделится, сам голодать будет да отдаст, а еще, не, ну, правда же, последнее с себя всегда снимет!

– Во, точно! Русский человек – это сила, во как! – встрял в разговор неизвестно откуда взявшийся подвыпивший плюгавый мужичонка, в помятом пиджаке и с помятым от похмелья лицом. Он постучал себя в грудь здоровенным кулаком с татуировкой «Дуся» и изрек: – Вот я, к примеру, русский, да? Ясно это вам? А это хто такой, я вас спрашиваю? Это жид пархатый, чо, разве не видите? Во, г-гад, и шляпу надел, и очки вон нап-пялил, очкарик, ученый самый тут выискался, и бороду себе отрастил, ну, чистый сиа-нист, и портфель даже себе завел! Ваще, деловой! Да ведь они, знаете, жиды эти, какие? Они же против политики партии и правительства, во как! А этот очкастый, он, ва-аще, деловой, ученый тут какой выискался! Гнать давно таких из нашей страны надо поганой метлой! – Русский пропойца угрожающе размахивал руками, его агрессия возрастала с каждым словом, а последние слова он проорал, как укушенный.

– Ну чего стали-то все тут, как… ну, я ва-аще не знаю, как кто?! Кто следующий, подходите поживей! Ох ты, господи, да некогда мне тут с вами со всеми валандаться! Давайте готовьте сразу мелочь и подходите в порядке очереди!!! – злобно завопила вдруг кассирша, просто как оглашенная, так, словно ей тонкую вязальную спицу воткнули в мягкое место. – А то, глянь-ка, какие умные вдруг все сразу пошли, а, Кать? – обращаясь, к стоявшей за прилавком продавщице, дурным голосом заорала обладательница мощной глотки.

«Господи, прямо оглушила, как сирена завыла, а голос-то какой визгливый, пронзительный, мощный, даже непонятно, где только помещается такая силища», – подумалось ей.

Восседая за кассой, кассирша с нескрываемой, прямо-таки классовой ненавистью смотрела на людей в очереди.

Мужчина в шляпе уже куда-то исчез.

А они с Аленкой переглянулись – да уж! – и, не сговариваясь, вылетели вон из магазина, так и не купив хлеба.

– Вот урод! – в сердцах выругалась Аленка. – Гад какой! И надо ж было, чтобы попалась такая сволочь пьяная!

– Да уж… Хамство, это точно, – согласилась она. – Но, впрочем, знаешь, ведь и тетки эти, хоть и не пьяные, ну просто ведьмы какие-то ископаемые! С такими злобными и связываться-то опасно! А еще говорили – русские добрые, открытые… И эта кассирша, – ну вот с чего она такая лютая, озверевшая, а? Торговки на базаре, когда ссорятся или перекрикивают друг друга, так и то ведь, наверное, тише кричат, нет?

– Ну, наверно, жизнь допекла, и муж на шее сидит, алкаш, паразит, – задумчиво предположила Аленка. – М-да… Майк, но, между прочим, хлеба-то мы так и не купили… Я вот сейчас уже не помню, осталось ли дома хоть немножко? Мама ведь меня просила… Она же поздно с работы пойдет – хлеба может уже и не быть. Ну, да ладно, черт с ним, попозже выскочу в булочную, еще не вечер… Слушай-ка, Майк, а вот как ты думаешь, почему у нас в магазинах продавцы не умеют быть если уж не приветливыми, то элементарно вежливыми, хотя бы, а?

– Ну… А зачем им это, если и так сойдет? И потом, у них здесь какая ни на есть, но все-таки власть над людьми, над покупателями… Ну, как-то вот так, я считаю…

Еще долго оставался у них отвратительный осадок, будто они нахлебались помоев. Но удивительно! Мерзкий инцидент словно потушил, хотя бы на время, панику, овладевшую ею во время посещения женской консультации.