Воронка бесконечности

– Вряд ли… Ладно, Аленк, подумаем еще, обсудим это, ладно? – Потом с усилием подавила зевок – опять она не выспалась, прошлую ночь, перед посещением врача, опять от страха почти не спала – бросила взгляд на часы и подскочила, как ужаленная: – Ой, слушай, все! Давай я пойду уже, а то поздно, еще кое-что надо сделать…

– Сейчас пойдешь. Только вот послушай, что ведь я сказать-то еще хотела? Это, конечно, простая формальность, но… Знаешь, учти: надо все-таки вам тогда в загс пойти. В конце-то концов, ведь если что не так потом получится – ну, разведешься, да и все – и дело с концом! А у ребенка все же отец какой-никакой будет, а?.. А то, смотри… Знаешь, вот Люська Гордеева… Ну ты помнишь ее… Так вот, недавно пошла она получать пособие на свою Машку, а ей из очереди как заорут: «А ты не лезь раньше нас, и вообще иди подальше и молчи в тряпочку со своей пятирублевой…» Ты что, тоже так хочешь?

Их бывшая одноклассница полгода назад родила без мужа дочь Машку и теперь получала на нее ежемесячное пособие от государства.

– Ох, вот не нравится мне, когда ты так говоришь! – обозлилась она на Аленку. – И вообще я, знаешь, совсем не люблю, когда со мной таким тоном разговаривают.

Аленка вдруг захихикала:

– А как это твоя бабушка-то говорит в таких случаях, это ты помнишь? Не люби – да почаще взглядывай!

Очень похоже изобразила!

Она тоже засмеялась.

Но это был смех сквозь слезы.

Много лет назад. Она…

Смех сквозь слезы.

С родителями – это следующий вопрос. Когда она уже скажет Олежке. Придется сообщить отцу, а он столько раз предупреждал ее: «Молю тебя – не иди дальше поцелуев!» И маме, а она слышать о нем ничего не желает: «Что?! Этот работяга! Да он хоть два слова-то связать нормально может?!»

Словом, она заранее знала все, что скажут ей родители.

Так и случилось – до последнего слова.

– Ну, и зачем тебе это понадобилось, скажи? Ну, почему ты постоянно во что-нибудь вдрюпываешься? Ведь он простой работяга – ра-бо-тя-га, понимаешь ты это или нет? – никчемный, убогий, примитивный, никому не интересный, и в тюрьме уже успел побывать, да еще и алкоголик в придачу. Он хотя бы школу-то окончил?! Чем он вообще может быть тебе интересен, я не понимаю? О чем с ним можно говорить? Нет, ну, вот можешь ты мне объяснить, что ты в нем такое нашла, а? – не могла успокоиться, недоумевала мама.

Она перевела дух и продолжила:

– Да если бы я в твоем возрасте … так себя повела, мои родители, нет, я даже не представляю, что бы они со мной сделали! Мне и в голову такое прийти не могло… такое поведение! А ты… Вбила ты себе в голову какую-то блажь – а теперь что наделала? Ты хоть подумала, во что может вылиться такое твое поведение? В общем, короче говоря, у меня просто руки чешутся, а уж насчет него… Ладно, теперь придется думать, что предпринять. В общем, мне все понятно. А этот… Я не хочу причинять ему неприятностей, бог с ним, пусть уже идет дальше своим путем – но о нем я и слышать больше ничего не хочу!

Да. Железная логика.

И все-таки – как жалко маму! У нее и так хватает проблем… Командировки – в ту же Чехословакию, да еще сразу после того, как вызывавшие ужас в Европе тяжеловесные советские танки пропахали, исчертили, исполосовали своими гусеницами глубокие борозды на мостовых Праги.

.. Ей часто вспоминался день вторжения советских танков в Чехословакию – 21 августа. Они с мамой отдыхали тогда в Эстонии, зашли в какое-то кафе в Тарту, и официантка, подавая им кофе, спросила с ужасом и презрением:

– Вы, советские, на нас тоже нападете, вы нас тоже своими танками давить станете? И что же, война теперь начнется?

Что тут ответишь?..

И упал тогда свинцовый день, и придавил всей своей тысячетонной тяжестью… Возникло вдруг такое ощущение, будто все рушится вокруг или что сгустились тучи и вот-вот случится непоправимое.

Позор. Бессилие. Безнадежность.

Страшно. Стыдно за страну. Унизительно.

А еще у мамы подготовка докторской диссертации, вечная борьба в идеологических ведомствах, суровая необходимость зарабатывать на жизнь, да еще новая семья. Мама звонила несколько раз в день, но можно ли понять друг друга, разговаривая по телефону? Да, приезжала она очень часто, но всегда была так озабочена, так занята, торопилась… Усталая, задерганная. Ее большие красивые сине-серые глаза потускнели, как-то потухли и сузились еще сильнее. Вечно не хватало времени… А некоторые вещи она просто не хотела замечать.

Ну, не хватало у нее ни времени, ни сил вникнуть, поговорить, понять, простить за то, что ее дочь не такая, как она. Не внешне – внешне-то как раз похожа. Маме казалось, что любовь дочери – это полудетское чудачество, простое упрямство, и только. Просто дочь убедила себя, вбила себе в голову – и что же теперь?