Воронка бесконечности

Она в полном отчаянии снова и снова задавала этот вопрос, и не столько подруге, сколько себе. Все-таки она так долго молчала, носила этот груз в себе, что теперь совсем запуталась. Никогда прежде ей еще не приходилось сталкиваться со столь неразрешимой проблемой.

Любимая подруга размышляла вслух:

– Нет… Зря все-таки так твои родители… А твоя мама очень уж на тебя давит… А то, знаешь, может, все-таки вам и правда пожениться, попробовать, тем более, раз уж так все получилось? Ну, не избавляться же теперь от ребенка!.. Конечно, лучше бы тебе с ним вообще не связываться, с самого начала, но теперь-то уж что говорить… И он от тебя, похоже, не отстанет… Очень уж он привязчивый – точно не отстанет, особенно, когда про ребенка узнает. Конечно, он из другой семьи, не такой, как у тебя, очень простой, ясно, что он не подарок и тебе бы лучше кто-нибудь другой подошел, ну, хоть тот же Игорь из нашей группы – он, кстати, на тебя давно глаз положил, по-моему… И потом, у него, у Олежки, то есть, бывают такие закидоны! Но, опять же, с другой стороны, знаешь ли, а у кого их не бывает, правда? А так-то он вроде бы нормальный, хороший мальчик… Искренний такой, его сразу видно… Конечно, он пьет совершенно неумеренно… Это плохо, да… Но, может, все-таки как-то и сложится все у вас? Вы распишетесь, родится ребенок… И тогда… Кто знает, как ты думаешь?.. А иначе – сама жалеть потом будешь. А?

– Знаешь ли… Вроде бы все так. Но… – возразила она, – … опять-таки, вот мы, допустим, мы принимаем такое решение – и это будет наш, только наш выбор. Ну ладно, вот, предположим, мы с ним расписываемся, ну, и что дальше-то? На что мы будем жить, ребенка воспитывать?

– Ну, может, родители твои потом все-таки смягчатся, помогут… Хотя бы отец. Ну, а нет, ну так… ведь живут же как-то молодые семьи, еще и труднее им. Ты же сама знаешь, вот, например, Володька Баев с нашего курса. Женился еще на первом курсе – и чего? Нормально: жену и ребенка содержит, учится и работает – и ничего! Цветет и пахнет. А Олежка тоже ведь работает – проживете как-нибудь. Я вокруг себя вижу – иногда, знаешь, такое! А он работает все-таки. Или вот, смотри, а как у меня родители жили? Троих детей вырастили, а мать не работала – и ничего, все живы и более или менее здоровы! Правда, это другие времена были… после войны, да и потом… Но и сейчас, ты же знаешь, мы не очень-то богато живем. Ну, правда, ты к этому не привыкла в своей семье, но знаешь ли… Ну, посмотрите там сами, как, обсудите с ним…

Любимая подруга была на несколько лет старше, хотя они учились в одной группе, и относилась к Олежке снисходительно и даже как-то покровительственно, а ее вообще долгое время воспринимала скорее как свою младшую сестренку.

…Они сидели в маленькой полутемной комнате в квартире Серого. Серый куда-то ненадолго ушел. По делам, сказал. Но ей показалось – почувствовал их настроение, просто оставил вдвоем, не хотел быть лишним, мешать.

– Да… ты не думай… Я ведь что-то такое сразу почувствовал… Цветочек мой… маленькая моя, моя хорошая… Знала бы ты, сколько раз я давал себе клятву не трогать тебя!

– И что теперь делать?

Голос пересох – он ее не слушался.

Олежка обнял ее, поцеловал в губы – осторожно, бережно. И еле слышно, в самое ухо, выдохнул очень нежно:

– Лапонька… Значит, это там, в ту ночь в «Московском»… Да?

Она только молча кивнула.

Долго сидели обнявшись. Молчали. Она уткнулась в его джемпер. Стало тихо, уютно и немного легче, но тревога не уходила. Она прочно поселилась в ней.

Нет больше Страха!
Мы летим, и Змей
Не сломил нас —
              мы сильнее,
                            мудрей?
Мудрей?

– Ну что ж ты так-то?.. Ты подожди, не волнуйся уж… так-то. Ну, сходишь к врачу – и все будет в порядке. А хочешь, я с тобой пойду?

– В каком порядке?

– Ну, тебе врач ведь сказала прийти? Когда – в среду?.. Или, хочешь, лучше давай я хорошего врача найду? У меня, у друга, – у Алика, помнишь, ты его видела, – тетка как раз врач-гинеколог. По-моему, в Первой Градской, в поликлинике работает… Он как-то тут на днях о ней рассказывал… Вот можно будет к ней сходить… на консультацию… посоветоваться…

Она слушала его и не слышала. Молчала. Только росла тревога. Потом явился страх, как незваный гость, ну, вот тот самый, который хуже татарина, вошел в комнату, даже не постучавшись, и плюхнулся – третий лишний – нахально развалившись, между ними на диване. Как бы хорошо выгнать его, вышвырнуть вон из комнаты, из дома, из своей жизни!

Ох, как хотелось закричать: «Я боюсь!»

Как это пела Веслава Дроецка:

Мой малышка засыпает, но еще не спит…

Ну, так что же ей все-таки делать с ребенком?

– Господи, что я такое говорю… Совсем не то что-то, – словно услышав ее мысль, сказал он тревожно, дрогнувшим голосом. – Уехать бы нам сейчас отсюда, из Москвы, чтобы быть вместе. Куда угодно, где нас никто не знает… Мы не можем друг без друга… И даже если бы что-то случилось… мы не сможем забыть все это… Правда ведь, ну, скажи?

Она молчала. Не знала, что сказать.