Воронка бесконечности

Однако стало немного легче почему-то. Оказывается, она, то есть, я, тоже умею принимать решения. Я, наконец, свободна! Свободна, потому что научилась решать. И еще потому, что освободилась от него!

Но почти сразу же в памяти побежали строчки:

В час разлуки к нам постучался призрак

…[34]

Черт бы их побрал – эти первые дни. И призрака заодно с ними.

«А сколь вероятность велика, что мы с Олежкой все-таки сможем еще быть вместе? – думала я в тот вечер. – Ну, пусть не сейчас, пусть хоть когда-нибудь».

«Если он полюбил, то ни за что не отстанет, уж он такой… Но ты и без меня все это знаешь», – так, кажется, говорила Аленка. Все это так, я понимала. Но… время ведь разлучает, слишком много чужих людей и разных событий пройдет между нами; время разделяет, как пароход, который отчалил от пристани и лег на курс в открытое море, а полоска воды между ним и берегом становится все шире, все непреодолимее… Сможем ли мы еще быть когда-нибудь вместе?

Все чаще приходила в голову мысль: бороться с его привычками, средой – такое же донкихотство, как объявить войну советскому лицемерному раю, с его привычными неподвижными – как неживыми – вождями-зубрами на трибуне Мавзолея…

Да, конечно, наша Воронка была неизлечимо больна. Но каким же счастьем было проливаться в нее и падать, падать в бесконечность, не доставая дна!

Раньше я надеялась, что он вдруг изменится, бросит пить, станет хорошим, достойным, положительным, перестанет быть… самим собой. Так хотелось, чтобы все наладилось. Верила – все образуется. Непонятно как, но – образуется. Теперь я вдруг отчетливо осознала: он – это ошибка. Он – моя ошибка и любовь-Воронка – тоже моя ошибка, фатальная ошибка! – отрывисто думала я. А ошибки надо исправлять. Так будет правильно, а поступать надо правильно. Только как это – поступать правильно? Да, сохранить свое лицо. Но это только слова, а как же поступить?

Отец смотрел на меня встревоженно, как на тяжелобольную. Он не заговаривал о том, что произошло, только изо всех сил старался как-то отвлечь, чем-то помочь, каким-то образом защитить. Отец понимал меня – и принимал, наконец. И жалел – это чувствовалось без слов даже на расстоянии. Словно ощущал, как сгущаются тучами, как сталкиваются черно-серые мысли у меня в голове. Вот-вот – и прольются дождем. И лучше бы так.

В те безнадежные, давящие своей тяжестью вечера мы много разговаривали с отцом.

…Тот день был чуть-чуть радостнее, чем его товарищи по несчастью. Под вечер я вернулась из кино, куда ходила одна. В кинотеатре «Ракета» я уже в третий раз посмотрела фильм «Городской романс». Какой милый, трогательный фильм – от него заряжаешься оптимизмом. Именно – романс! Нет, может быть, в этой социалистической реальности все-таки есть что-то доброе – это старые, да, пожалуй, и многие новые советские фильмы. Только их и хочется смотреть в кино и по телевизору. Они добрые, если, конечно, безыдейные и там нет производственной темы, социадиетического соревнования, героики труда или рабочей династии… В первый раз мы смотрели этот фильм с Олежкой прошлой осенью – теперь это время казалось нереальным счастьем… И даже простое прикосновение к этому навсегда ушедшему счастью уже было облегчением.

В общем, настроение в тот вечер хотя и было, скажем так, среднепаршивое, конечно, но все же уже не на двойку, как любила выражаться родная подруга, а так, наверное, где-то на троечку с минусом.

Скоро вернулся из университета отец, и вечером мы устроились с ним в большой комнате. На улице стыла стужа, свистел, завывал ополчившийся на весь мир ветер, а в комнате было уютно, тепло, от торшера в углу разливался приглушенный золотисто-оранжевый свет.

Может быть, по телевизору покажут какой-нибудь старый фильм? Нет, ничего интересного не было. Показывали «Карнавальную ночь». Хороший, конечно, фильм, она его любила, но знала-то уже почти наизусть. Неинтересно смотреть… Но как хорошо, что, по крайней мере, у отца неплохое настроение!

– Ты что это такой довольный сегодня?

– А знаешь, лекция у меня сегодня очень хорошо получилась – даже самому понравилось! Вот и хорошее настроение поэтому! Значит, старался не зря. Я это почувствовал даже не столько по вопросам, сколько по глазам студентов и, главное, теплой стала аудитория…

– А что это значит – теплой?

– Ну, я не знаю… Как же тебе лучше объяснить… Вот, знаешь, вдруг появляется такое ощущение: приятно, комфортно находиться на лекции в окружении студентов, видеть их устремленные на тебя глаза. Ты же знаешь, я не люблю высокопарных слов, и все же… Конечно, я могу ошибаться, но в такие минуты начинаешь ощущать, что они – это наше будущее. Впрочем, я не любитель произносить такие возвышенные слова, и мне очень не хотелось бы ошибиться… но возникает такое ощущение, что сейчас они единомышленники и что это все не зря…

– Да что – это?

– Ну как же? Работа моя, в которую всю душу вкладываю, десятилетия подготовки, мастерство – вот все это не напрасно.