Воронка бесконечности

Она упрямо молчала. Ну, как можно быть таким бестактным! Она поневоле сравнивала поведение Игоря – и чуткость, такт Олежика… И все время ловила себя на странном ощущении: будто она смотрит на происходящее с ней со стороны – глазами Олежки. Он всегда был рядом с ней, он незримо присутствовал в ее жизни. Каждый день, каждую минуту Он – и пронзительная тоска по нему Как тонко он чувствовал ее всю, как знал, что, когда, как сказать, сделать, какой был тактичный. Его глаза, губы, голос, запах… Его романтическое обожание, поклонение… Как тяжело… Как больно… Она закрыла глаза, застыла, замерла. Так почему-то легче, ведь любое движение приносит сейчас боль. Нет! Невозможно, невыносимо, немыслимо жить без него… Но какое же все-таки счастье, что он не видит ее сейчас. Хотя, наверное, чувствует… Ведь они связаны незримой, но очень прочной нитью, и эта нить не сможет оборваться – в этом она почему-то была уверена.

– Ну, что ты все время молчишь? Можешь ты хоть что-нибудь мне сказать или нет, ты слышишь, а?! – заорал Игорь, не выдержав затянувшегося молчания.

– Я же сразу тебе сказала – все равно ничего не получится… – как бесцветно, тускло, безнадежно прозвучали ее слова.

– Получилось бы, если бы ты захотела! Мы поженились бы, мои родители помогли бы купить квартиру, хотя бы для начала однокомнатный кооператив… И все у нас было бы тогда хорошо! И вообще, знаешь что! – Тут он явно начал терять терпение, перестал контролировать себя. – Ну в общем, так… Я… ведь я же сейчас мог бы всего от тебя добиться, поняла? А я могу: по принципу – поплачет и перестанет. И может, ты тогда смиришься… Но я так не хочу… И не могу! Мне нужно, чтобы это было твое решение, чтобы ты сама этого захотела…

В ответ она рассмеялась – недобро, почти издевательски.

– Ага! Сию минуту! Прямо сейчас?!

Игорь растерялся – он не ожидал такой реакции. Чуть помедлил, словно чего-то ожидая, потом встал, надел пиджак и молча вышел из комнаты, тщательно прикрыв за собой дверь. Она не проводила его, не вышла попрощаться, как обычно, как того требовало простое гостеприимство. Пока он обувался и медленно, словно на что-то еще надеясь, надевал куртку, шарф, шапку, в прихожую выглянул отец. За неплотно прикрытой дверью она услышала:

– А, вы уже уходите? Ну что ж. Всего доброго, – сказал отец. Сказал как-то формально, более сухо, чем обычно.

– Да… Мне уже пора, до свидания. Но… Георгий Федорович, скажите… а то я не очень понимаю… а что такое с Майей? Почему она такая?

Отец помолчал, потом, после паузы, ответил коротко, жестко, как осадил:

– Что ж… Есть у вас глаза – смотрите сами.

…И снова звучали в ушах Олежкины слова: «Пройдет время, и я тебе буду уже не нужен. Но ведь ты же не забудешь – ты же ведь не сможешь забыть все это…»

Чужой голос, чужой запах… Нет! Нет!!!

Что же, разменять одну реальность на другую, получить на сдачу чужую жизнь, принять ее как свою, настоящую? Жить дальше – не своей жизнью? Нет! Ни за что! Это не выход. И отец первый ее не поймет.

На следующий вечер, когда Игорь пришел к ней в обычное время, она подождала, пока он стал делать очередное предложение, собрала все силы и сказала в не свойственной ей манере – прямо, без обиняков:

– Знаешь что? Если хочешь со мной общаться, то знаешь, я теперь твердо решила: мы можем быть только друзьями.

Игорь с минуту помолчал, затем встал, не говоря ни слова, быстро надел куртку и ушел, не попрощавшись, тихо закрыв за собой входную дверь.

Ну что ж, не будет больше уютных теплых вечеров. И все-таки так лучше.

Чуть позднее в комнату вошел отец. Внимательно посмотрел на нее и негромко сказал:

– Ладно, да будет тебе, Майк, не журись, не вешай носа! Скоро придет весна, и, знаешь, все обязательно образуется…

Когда же придет, наконец, весна? Может быть, тогда?..

А остатки здравого смысла подсказывали – нет! Конечно, весна-то придет, потом ее сменят лето, осень… Только вот надеяться больше не на кого и не на что – она ничего не сможет склеить, починить, поправить.

Много лет назад. Я…

В начале февраля, преодолев последний экзамен сессии, домучив, наконец, из последних сил курсовую работу, я решила сходить к одной старой знакомой, которая все звала к себе в гости – посмотреть, как Катька устроилась в новой квартире. А еще она хотела продемонстрировать мне своего нового парня, о котором рассказывала не иначе как восторженным шепотом, с придыханием.

В тот день Катька позвонила утром и радостно сообщила: как раз сегодня вечером она собирает на хате отличную компанию, намечается, так, небольшой гудеж, ну, в общем, придет всякий разный народ и, конечно же, будет ее ненаглядное сокровище – Костик или, как она его почему-то ласково называла, Постер. Позднее выяснилось, что Костик сам так окрестил себя, но прозвище моментально прилипло к нему намертво, как вторая кожа.