Но этот, напротив… Партиец. Прагматик. Лизоблюд. Шаркун. Опасный человек.
Однако разговор показался интересным, и я стала прислушиваться:
– А знаешь, что я тебе на это на все скажу? Да у нас ведь еще тогда, в сентябре 68-го, было комсомольское собрание, и все, это самое, единогласно одобрили ввод войск – ага, и я тоже, разумеется, – громко, важно вещал Сашка, зажевывая водку хрустящим соленым огурчиком. – И потом, еще сколько раз проводили собрания на этот счет, последнее – месяца два назад. Да я его, знаешь ли, уже сам проводил… Растем, знаешь, карьеру делаем, во как, жизнь у нас кипит!
Все понятно! Ату их! Фас! Хотя со времени вторжения в Чехословакию прошло уже несколько лет, эта тема постоянно обсуждается на советских кухнях и на работе в курилках, и в таких вот компаниях – все, кому не лень, спорят до хрипоты, часто, просто чтобы себя показать. А уж на партийных и комсомольских собраниях – там все согласно протоколу. Там все единогласно и единодушно, многие – не вникая, одобряют ввод войск, осуждают ревизионизм Дубчека и Компании, принимают единогласные резолюции – в общем, единодушно и решительно осуждают.
Конечно, все правильно. Собрания по утвержденному сценарию, резолюции, подписанные заранее… Мысли по шаблону.
– Ну, ваще-то, да, это точно, это ты верно сказал! В корень зришь. Они ж западным империалистам продаться захотели, эти ревизионисты! – отвечал Толян, опрокинув в себя стопку водки и закусив кусочком колбасы, и в голосе его прозвучала непоколебимая убежденность. – За эту свободу их хваленую, за удобства, за шмотки и технику западные. А мы их на правильный путь направили, а теперь вот продаться капиталистическому Западу не дали, и правильно! А то ведь что? Эти чехословаки нас обвести вокруг пальца хотели, ан не вышло! Ишь ты! Подумаешь, умные самые выискались, жить хорошо им захотелось! Деловые, правда! И чего, плохо им, что ли, было у нас в социалистическом лагере? Да и другим нашим союзникам чтоб было неповадно!
«То-то ты вовсе не в советском костюме из Мосторга сюда пришел, а в американских шмотках с ног до головы! – внимательно посмотрев на Толяна, с ехидством отметила я. – И диски́-то ты американские или какие уж там, но точно забугорные слушаешь, а не советские, которые воспевают преимущества реального социалистического рая!»
– Во, правильно! А чего они? Мы же их от немцев, от фашистов спасли во время войны, а они чего теперь затеяли! Где их благодарность? Что ж, они от нас теперь отмежеваться захотели? Вот это клево они зафинтили, скажи, да? Конечно, их хитрости можно противопоставить только танки! – злобно и решительно сказал Сашка. – И не введи мы тогда танки, так западные империалисты точно бы туда влезли! А нынешние-то натовцы и фээргэшники вон как бряцают оружием! А еще внедряются, идеологию свою навязывают, западной свободой, гады, соблазняют, изобилием! И вообще, им, ну, этим, точно нужна диктатура!
Тут уж я не выдержала, хотя мне вовсе не хотелось ввязываться в этот нелепый спор: все равно не переубедить этих кондовых комсомольских вожаков из рабочих семей.
– Ну, это же неправда! Вы что, правда, этому всему верите? Это же пропаганда, рассчитанная на примитивных людей! Так что ж теперь, танками давить свободных людей, так, что ли?! Да, захотели свободы, ну, и что в этом плохого, а? Что же, обязательно все в Чехословакии должно быть так, как у нас? А если нет, если по-другому, тогда что? Давить, стрелять, в тюрьмы сажать, если люди думают не так, как у нас в партии?! А теперь опять, что ли, вам диктатуры захотелось? Все-таки не в сталинскую эпоху живем!
Сашка тут же вышел из себя: