Воронка бесконечности

Почему-то совсем не хотелось идти к Катьке в тот вечер. Лучше бы остаться дома, спокойно посидеть с любимой книжкой, вместе с отцом посмотреть какой-нибудь старый фильм по телевизору, если вдруг покажут… К тому же мороз, похоже, у нас загостился: намертво сковал Москву, все никак не отпускал ее из своих ледяных объятий – и надоел до смерти.

– Да ладно тебе! – перебила меня Катька, когда я начала было вяло возражать что-то вроде того, что устала после экзаменов, а холод на улице ужасный, и, вообще, нет настроения. – Мы же давно не виделись, а потом, народ нормальный собирается, пообщаешься хоть с народом, чего дома-то киснуть!

Действительно, в четырех домашних стенах находиться было все труднее. И в самый последний момент я решила, что в компании легче будет отвлечься от тяжелых мыслей, роившихся в голове и надоедливо жужжавших там, как целая туча сердитых осенних мух, и от бесконечного ожидания его звонка… Да и жила Катька не так недалеко.

Когда я пришла, компания на хате гудела уже давно. В обтягивающей серой супермини-юбке с бахромой, нежно голубой водолазке и белых сапогах-чулках, я сразу почувствовала себя королевой компании. Однако народ подобрался странноватый, сильно разношерстный. Трудно было представить, как такие разные люди вообще могли оказаться под одной крышей.

Катькин Постер не понравился мне сразу.

– A-а! Э-ти гла-аза нЕ-про-тив… – ехидным сладким тенором, который притворялся бархатным баритоном, пропел нецелованный подросток, знакомясь со мной, переделывая и не удержавшись на грани пошлости, популярную песню Валерия Ободзинского. Постер театральным движением снял воображаемую шляпу, так же гротескно, словно мим в театре одного актера, склонился, будто молниеносно переломился пополам – он был худой и очень высокий, – чтобы поцеловать мне ручку. Неприятно поразила та бесцеремонность, с которой он уставился на меня, словно в своем воображении уже раздевал. В общем, сразу же бросалось в глаза, что он позер, прожженный циник, пошляк, и если влюбленный, то отнюдь не в Катьку, как та надеялась, а исключительно в самого себя. Это было видно по тому, как он общался с ней, да и с другими девушками тоже. Хамоватые развязные манеры, снисходительный, даже покровительственный тон, рафинированная квазиутонченность, продуманно спонтанные выбросы эрудиции, словесные штампы, выдаваемые за собственные гениальные перлы. Все это сильно настораживало. А еще Постер все время пытался перекроить, переиначить на свой лад чужие фразы, будь то слова собеседника, популярной песни или классика мировой литературы, передразнить, высмеять всех и вся. А девушек он вообще ни во что не ставил – просто женоненавистник какой-то. Его скользкий, масленый, обволакивающий взгляд, словно раздевающий тебя всю, вызывал только раздражение, а вовсе не симпатию и не интерес, к чему он, наверное, стремился, а стойкое желание побыстрее оказаться подальше от него. Однако это хорошо знакомый типаж: сколько у нас таких развелось… Отъелись на комсомольских харчах – наглые, развязные. Да уж… Сколько уже раз я убеждалась – первое впечатление никогда не обманывает. Ну, почти никогда!

Очень скоро градус веселья в компании резко поднялся и продолжал расти в прямой пропорциональной зависимости от количества потребленного алкоголя. На кухне быстро увеличивался в размере частокол пустых бутылок, и компания за столом разбилась по интересам.

Однако! Бесцеремонность была, вероятно, свойственна и всей этой компании, а не одному Постеру. Рядом со мной за столом сидел Катькин брат Сашка, старше нас с Катькой года на три. Он накладывал мне на тарелку закуски, заботливо подливал в бокал красного вина – галантно ухаживал. Я была не очень хорошо с ним знакома, видела его редко, когда заходила к Катьке. Сейчас я сразу заметила, что Сашка упакован по всем правилам: на нем фирма – американские джинсы Lee и остро модная черная куртка из мягкой даже на вид, отличной выделки, кожи, на груди – конечно же, комсомольский значок. А, ну да, комсомольский вожак, поняла я и вспомнила, как Катька как-то говорила: брательник Сашка вдруг быстро пошел в гору по комсомольской линии в своем электромеханическом техникуме, стал усердно делать карьеру – какая уж там учеба, ведь он постоянно в комитете заседает… Сейчас Сашка разговаривал с парнем, сидящим за столом напротив. Толян, как его все время называл Сашка, – а это что за тип?