Ворота Расёмон

Историю Жулиано-Китискэ можно найти в «Собрании рассказов о произошедшем в Нагасаки», «Католических записках», «Разговорах при свечах в бухте Тама»[36] и других хрониках. Из множества японских мучеников этот святой простачок больше всего трогает моё сердце.

Август 1919 г.

Верность Вэй Шэна

Вэй Шэн[37] уже давно стоял под мостом и ждал девушку.

Высокие каменные перила у него над головой были наполовину увиты плющом; простые одежды нечастых прохожих освещало яркое солнце и слегка трепал ветерок. Но девушка не шла.

Вэй Шэн, тихонько насвистывая, беспечно рассматривал берег.

Глинистая отмель величиной в пару цубо[38] плавно уходила под воду. Меж стеблей тростника темнели круглые отверстия – видимо, норки крабов; когда до них докатывалась волна, раздавалось еле слышное шуршание. Но девушка не шла.

Чувствуя лёгкое нетерпение, Вэй Шэн подошёл к кромке воды и окинул взглядом тихую, без единой лодки реку.

Русло густо поросло молодым тростником, среди которого там и сям поднимались круглые, пышные кроны ив. Гладь реки между ними казалась совсем узкой: среди зарослей тростника вилась лишь полоска чистой воды шириной с пояс-оби – она сияла расплавленным золотом, по которому, словно слюда, скользили тени облаков. Но девушка не шла.

Вэй Шэн отступил от воды и принялся расхаживать по неширокой отмели, прислушиваясь к тишине вокруг; река и берег мало-помалу окрашивались в закатные тона.

По мосту давно никто не проходил. Не слышалось ни стука сандалий, ни топота копыт, ни скрипа повозок – только шум ветра, шелест тростника, плеск волн да иногда долетавший откуда-то пронзительный крик серой цапли. Стоя на одном месте, Вэй Шэн заметил, что уровень воды начал расти – набегающие волны поблёскивали гораздо ближе. Но девушка не шла.

В полутьме Вэй Шэн, нахмурившись, быстрее зашагал туда-сюда по отмели. Вода продолжала понемногу прибывать. Одновременно повеяло запахом водорослей. Вот холодная влага коснулась кожи. Сверху, над головой, прежде яркое солнце скрылось за горизонтом, и только каменные перила моста пересекали бледную синь вечернего неба. Но девушка не шла.

Вэй Шэн остановился.

Вода намочила его сандалии и широко разлилась под мостом, сверкая уже не золотом, а холодной сталью. Скоро равнодушный прилив скроет его колени, живот, грудь… Тем временем река поднялась ещё выше и добралась до лодыжек. Но девушка не шла.

Вэй Шэн вновь и вновь обращал к высокому мосту взор, полный надежды.

Над водой, которая теперь плескалась у живота, поблёкли все краски; поодаль грустно шелестели в спустившемся тумане ивы и тростник – больше не было слышно ничего. Вот сверкнуло белое брюшко рыбы – кажется, окуня, – которая, подпрыгнув, едва не задела Вэй Шэна по носу. В небе над прыгающими рыбами уже появились звёзды. Увитые плющом перила моста терялись в сгущающейся тьме. Но девушка не шла…

—

Около полуночи, когда лунный свет заливал заросли тростника и ивы, а ветер тихонько шептался о чём-то с рекой, течение бережно вынесло тело Вэй Шэна из-под моста и повлекло в сторону моря. Душа же – быть может, привлечённая печальным лунным сиянием, – тихонько выскользнула из тела и устремилась к светлеющему небу, безмолвно поднимаясь выше и выше над рекой, вместе с запахами сырости и водорослей…

Прошли тысячи лет, и той же душе после бесчисленных перерождений вновь суждено было воплотиться в человеческом теле. Теперь она живёт во мне. Потому-то я, родившись в нынешнем веке, неспособен ни к какой полезной работе. И днём, и ночью я живу одними лишь бесплодными мечтами и всё жду чего-то непостижимого – как Вэй Шэн ждал под мостом возлюбленную, которая так и не пришла.

Декабрь 1919 г.

Осень

1

Нобуко считали талантливой ещё в женском колледже. Мало кто сомневался: рано или поздно ей уготовано место в литературном мире. Ходили даже слухи, что за время учёбы она успела написать триста страниц автобиографического романа. Увы, после выпуска Нобуко поняла, что едва ли может распоряжаться собой. Мать, вдова, одна растила и её, и младшую сестру Тэруко, ещё не окончившую школу для девочек. Прежде чем заниматься литературой, Нобуко нужно было, как полагается, обзавестись мужем.

У неё был кузен по имени Сюнкити, который учился на филологическом факультете, а в будущем тоже мечтал стать писателем. С Нобуко они дружили с давних пор, но общий интерес к литературе сблизил их ещё больше. Правда, Сюнкити, в отличие от Нобуко, не разделял увлечения популярным тогда толстовством. Он вечно сыпал остротами и эпиграммами в духе Анатоля Франса, и серьёзная Нобуко порой пеняла ему за цинизм. Однако, даже разозлившись, она чувствовала: за всеми этими шуточками в Сюнкити скрывается что-то, чего она не может не уважать.