Ворота Расёмон

С мужем Нобуко теперь стала ещё ласковей, чем раньше. Холодными вечерами, сидя напротив неё у очага, муж неизменно видел её весёлое, озарённое улыбкой лицо. К тому же она начала пользоваться косметикой и будто помолодела. Раскладывая рукодельные принадлежности, Нобуко пускалась в воспоминания об их свадьбе в Токио – и муж одновременно удивлялся и радовался тому, как много она помнит. «А ты ничего не забываешь!» – поддразнивал он её, и Нобуко в таких случаях отмалчивалась, кокетливо на него поглядывая. В глубине души она и сама порой поражалась своей памяти.

Вскоре Нобуко получила письмо от матери, где говорилось о помолвке Тэруко и Сюнкити. Мать писала также, что Сюнкити обзавёлся домом в пригороде Токио, на железнодорожной линии Яманотэ, и там собираются жить молодожёны. Нобуко сразу написала сестре и матери длинное письмо с поздравлениями. «Мне очень жаль, что я не смогу приехать, – сообщала она. – Ведь мне не на кого оставить дом…» Она – сама не зная почему – не раз останавливалась, оторвав перо от бумаги и устремив взгляд на сосновый лес за окном. Под зимним небом высились, переплетая ветви, густые тёмно-синие сосны.

Тем же вечером они говорили с мужем о свадьбе Тэруко. Муж со своей обычной полуулыбкой охотно слушал, как она передразнивает речь сестры. Но ей почему-то казалось, будто она разговаривает про Тэруко сама с собой. «Пойду спать», – промолвил через пару часов муж, поглаживая мягкие усы, и устало поднялся со своего места у очага. Нобуко, которая всё не могла решить, что подарить сестре на свадьбу, и сидела, чертя на золе буквы щипцами для угля, вдруг подняла голову:

– Как странно, у меня появится брат.

– Отчего же странно? Сестра-то ведь есть, – ответил муж. Нобуко не ответила – отведя глаза, она глубоко задумалась.

Тэруко и Сюнкити поженились в середине декабря. Незадолго до полудня в тот день пошёл снег. Нобуко обедала в одиночестве, и её ещё несколько часов преследовал запах съеденной рыбы. «Интересно, а в Токио сейчас тоже снег?» – подумала она, неподвижно сидя в полумраке гостиной, у очага. Снег валил всё сильнее. Запах рыбы не исчезал…

3

Прошло полгода, прежде чем наступила новая осень и Нобуко вместе с мужем, которого отправили в командировку, впервые после долгого перерыва попала в Токио. Муж был до того занят, что, за исключением единственного визита к тёще, компанию жене составлять не мог. Поэтому, приехав навестить младшую сестру в новый район в пригороде, на последней станции недавно построенной железнодорожной ветки, Нобуко одна тряслась в коляске рикши.

Молодые жили где-то у самого конца дороги, рядом с луковым полем, но вокруг выстроились целые ряды новеньких домов, сдававшихся внаём. Ворота под крышей, живые изгороди, развешанное бельё – домики ничем не отличались один от другого. Нобуко была немного разочарована столь прозаической обстановкой.

Зато, когда она попыталась спросить дорогу, на её голос вдруг вышел Сюнкити.

– Ага! – радостно вскричал он, увидев необычную гостью. С их последней встречи у него отросли прежде стриженные ёжиком волосы.

– Давно не виделись.

– Давай, заходи. Я, правда, один.

– А Тэруко? Её нет дома?

– Пошла по делам, и горничная тоже.

Нобуко, отчего-то смущённая, осторожно сняла пальто с яркой подкладкой и повесила в уголок у входа.

Сюнкити усадил её в гостиной – небольшой, площадью восемь татами[40], служившей одновременно и кабинетом. Вся она, куда ни глянь, была завалена книгами. Лучи послеполуденного солнца, проникая сквозь раздвижные бумажные ставни-сёдзи, освещали небольшой письменный стол из палисандра, вокруг которого громоздились кипы газет, журналов и рукописей. На присутствие в доме молодой жены намекало только новое кото, прислонённое к стене в декоративной нише-токонома. Нобуко с интересом оглядывалась.

– Мы знали из твоего письма, что ты приедешь, только не знали, в какой день. – Сюнкити закурил сигарету. В глазах у него появилось ожидаемое нос-тальгическое выражение. – Ну, как живётся в Осаке?

– А ты как? Ты счастлив? – Произнеся эти несколько слов, Нобуко ощутила, что и она соскучилась по старым добрым временам. Неловкость последних двух лет, когда они даже не переписывались, совсем не мешала, к её собственному удивлению.

Грея руки над жаровней, они пустились беседовать обо всём подряд: о книге Сюнкити, об общих знакомых, о различиях между Токио и Осакой – темы не иссякали. Впрочем, повседневной жизни они, будто сговорившись, не касались, и оттого у Нобуко крепло чувство, что она разговаривает с родственником, с кузеном.

Иногда оба вдруг замолкали, и Нобуко, с улыбкой опустив глаза, глядела в огонь. Каждый раз у неё возникало едва уловимое ощущение ожидания – хотя она сама не могла бы сказать, чего ждёт. И каждый раз это ощущение, будто невзначай, разрушал Сюнкити, находя новые темы для разговора. Постепенно её взгляд стал задерживаться на нём всё чаще. Но Сюнкити с невозмутимым видом выпускал клубы сигаретного дыма, и в выражении его лица не было ровным счётом ничего необычного.