Ворота Расёмон

Поражение дало повод для многочисленных пересудов. «Что будет делать Дзиндаю, если на поле боя у него сломается копьё? Даже с бамбуковым мечом он не может управиться, как полагается», – говорили между собой самураи – в чём, впрочем, была немалая доля зависти и ревности. Конечно, Найто Сандзаэмон, рекомендовавший нанять Дзиндаю, оказался в неловком положении. Вызвав своего протеже, он обратился к нему сурово: «Коли ты так постыдно проигрываешь, то и мне одними извинениями перед князем не отделаться. Либо ты вновь трижды сразишься с Хёэем на мечах, либо мне придётся совершить сэппуку, чтобы заслужить высочайшее прощение». Дзиндаю, до которого уже дошли сплетни, тоже считал, что его самурайская честь задета. Он, как того желал Сандзаэмон, немедленно написал ходатайство князю, прося дозволения ещё трижды скрестить мечи с Сэнумой Хёэем.

В скором времени назначен был новый поединок, в присутствии князя и других зрителей. В первом бою победил Дзиндаю, нанеся противнику удар в руку. Во втором Хёэй – ударом в лицо. В третьем – вновь Дзиндаю, опять ударив в руку. Князь Цунатоси приказал вознаградить его, увеличив годовое жалованье на пятьдесят коку риса. Хёэй понуро побрёл прочь, потирая распухшую руку.

Прошло несколько дней, и в дождливую ночь у ограды храма Сайгандзи убили другого княжеского вассала, самурая по имени Кано Хэйтаро. Близкий помощник князя, он был человеком немолодым, сведущим в счетах и грамоте, и занимал должность с жалованьем двести коку риса в год; причин его ненавидеть ни у кого не имелось. Однако на следующий день стало известно: Сэнума Хёэй бежал. Тогда-то суть происшествия и прояснилась. Дело в том, что Дзиндаю и Хэйтаро, хоть и разного возраста, были одного роста и со спины очень походили друг на друга. К тому же и гербы они имели схожие – с листьями японского имбиря в круге. Хёэя ввёл в заблуждение сперва герб на одежде нёсшего фонарь слуги, а потом облик самого Хэйтаро, скрытого зонтом и закутанного в плащ – и он второпях, по ошибке убил старика вместо Дзиндаю.

У Хэйтаро был сын по имени Мотомэ, семнадцати лет от роду. Он тут же получил от князя дозволение, чтобы вместе со своим слугой Эгоси Кисабуро отправиться мстить, как того требовал тогдашний самурайский обычай. Возможно, Дзиндаю чувствовал себя отчасти ответственным за гибель Хэйтаро – и оттого выхлопотал разрешение последовать за Мотомэ, намереваясь его опекать. Тут и ещё один молодой самурай, Цудзаки Сакон, которого с Мотомэ связывала крепкая любовь, тоже хотел дать обет и последовать за ним. Но князь Цунатоси, в силу особых обстоятельств давший соизволение Дзиндаю, Сакону отказал.

По прошествии семи дней после гибели отца Мотомэ, справив положенные поминальные обряды, в сопровождении Дзиндаю и Кисабуро вышел из замка Кумамото, оставляя позади родной тёплый край, где уже осыпались цветы сакуры.

1

Цудзаки Сакон, получив от князя отказ, на несколько дней заперся дома. Мысль о том, чтобы нарушить клятву верности, которой они обменялись с Мотомэ, была для него невыносима, да и насмешек товарищей он боялся. Но пуще того – он не мог стерпеть, что Дзиндаю оказался единственным, кому позволили сопровождать его возлюбленного Мотомэ. Потому в ночь, когда мстители покинули Кумамото, Сакон тоже ушёл из дома, оставив лишь запечатанное письмо – даже родителям, забота о которых лежала на его плечах, он ничего не стал говорить.

Мотомэ с товарищами он нагнал сразу же за границей княжеских владений: компания как раз остановилась передохнуть в чайной на одной из почтовых станций. Склонившись до земли перед Дзиндаю, Сакон взмолился, чтобы его взяли с собой. Тот сперва явно не желал соглашаться, с горечью упрекая пришельца: «А мой меч, по-твоему, ничего не стоит?» Но в конце концов уступил, глянув искоса на Мотомэ и сделав вид, будто прислушался к уговорам Кисабуро. Мотомэ – слабый, как девица, и до того юный, что ещё носил причёску с чёлкой, – не мог скрыть своего желания видеть Сакона в их маленьком отряде. Сакон же, вне себя от счастья, вновь и вновь со слезами на глазах благодарил всех, включая Кисабуро.