Ворота Расёмон

Весенней порой, когда даже в городских банях беседовали о знаменитой сакуре, распустившейся в святилище Хатимангу, Мотомэ, уверившись, что подруга питает к нему искренние чувства, поведал ей о задуманной мести. Неожиданно она рассказала ему в ответ, что месяц назад в «Идзумия» приходили самураи из Мацуэ и среди них был один, похожий по описанию на Хёэя. По счастливой случайности Каэдэ выпал жребий развлекать его, и она хорошо запомнила лицо и одежду. Больше того, случайно она услышала: через пару дней он собирается оставить Эдо и отправиться в Мацуэ. Конечно, Мотомэ возрадовался – но мысль, что придётся вновь отправиться в путь и на время, а то и навсегда, проститься с Каэдэ, отдавалась в сердце болью. В тот день, будучи у подруги, юноша сильно перебрал сакэ – чего обычно не делал. А вечером, когда вернулся на постоялый двор, у него пошла горлом кровь.

На следующий день Мотомэ остался в постели – не сказав, однако, Дзиндаю, что узнал, где скрывается Хёэй. Дзиндаю, когда не ходил по улицам, прося подаяние, всячески старался о нём заботиться. Но однажды, вернувшись вечером на постоялый двор после обхода вертепов в квартале Фукия, он обнаружил, что Мотомэ выбрал горькую участь – покончил с собой, вспоров живот перед зажжённым фонарём. В зубах у него была зажата записка, и потрясённый Дзиндаю поспешил её развернуть. Мотомэ сообщал всё, что ему стало известно про Хёэя, и писал о собственной смерти: «Я ослаб от болезни и чувствую, что не смогу исполнить своё заветное желание и отомстить». Более ничего сказано не было, но к забрызганной кровью записке прилагался и ещё один документ. Пробежав его глазами, Дзиндаю поднёс бумагу к пламени фонаря, и вспышка осветила его хмурое лицо.

На сожжённом листке был написан обет верности в этой и следующей жизни, которым обменялись Мотомэ и Каэдэ.

3

Летом десятого года Камбун Дзиндаю и Кисабуро добрались до Мацуэ. Впервые встав на тамошнем мосту и глядя на громады облаков, собравшиеся над озером Синдзи, оба разом почувствовали, как защемило сердце: вспомнилось, что вот уже четвёртое лето они встречают под чужим небом, покинув родной Кумамото.

Найдя пристанище на постоялом дворе в окрестностях моста Кёбаси, они на следующий же день, как обычно, взялись за поиски. Постепенно наступила осень, и наконец им стало известно, что в доме у некоего Онти Кодзаэмона – вассала местного княжеского дома Мацудайра и мастера кэндо в стиле фудэн-рю – скрывается самурай, чрезвычайно напоминающий Хёэя. Дзиндаю и Кисабуро решили: уж на этот-то раз они непременно доведут месть до конца. Точнее, обязаны довести – во что бы ни стало! С того дня, как Дзиндаю это понял, его то и дело захлёстывали гнев и радость, которых он не мог сдержать. Хёэй успел стать врагом не только для Хэйтаро, но и для Сакона, и для Мотомэ. Но ещё раньше, три года назад – он сперва стал заклятым врагом самого Дзиндаю и принёс ему множество бед. Думая об этом, обычно сдержанный самурай испытывал желание немедленно отправиться в дом к Онти и решить дело одним поединком.

Однако Онти Кодзаэмона везде на побережье Санъин знали как мастера меча, а потому его постоянно окружали ученики, готовые прийти на помощь. Так что Дзиндаю, сгорая от нетерпения, всё же принуждён был ждать, когда противник окажется один.

Улучить такой момент оказалось нелегко. Хёэй как будто не покидал дома ни днём, ни ночью. Вскоре в саду перед постоялым двором опали цветы осенней сирени, и солнечный свет на каменных ступеньках стал тускнеть. По-прежнему снедаемые нетерпением, Дзиндаю и Кисабуро встретили годовщину смерти Сакона – юноша погиб три года назад. В тот вечер Кисабуро отправился в Сёкоин, буддийский храм по соседству, чтобы заказать поминальную службу. Мирское имя Сакона он, однако, на всякий случай называть не стал. Как вдруг – в главной молельне храма слуга с удивлением увидел поминальные таблички с именами Сакона и Хэйтаро. Когда закончилась служба, он словно бы невзначай спросил у священника, откуда взялись таблички – и получил ещё более удивительный ответ: Онти Кодзаэмон – здешний прихожанин, и дважды в месяц, в даты смерти этих двоих, один из его людей приходит, чтобы провести поминальные обряды. «И сегодня он был, с раннего утра», – добавил ничего не подозревающий священник. Выходя из ворот храма, Кисабуро не мог не думать: видно, сами духи Хэйтаро, Мотомэ и Сакона привели его сюда.

Услышав такие вести, Дзиндаю тоже возблагодарил судьбу, одновременно сокрушаясь – почему они раньше не знали, что Хёэй ходит в этот храм.

– Через восемь дней будет годовщина гибели моего прежнего господина. Отомстить в день смерти – что может быть лучше? – заключил Кисабуро свой радостный рассказ. Дзиндаю был с ним согласен. Усевшись возле светильника, они провели ночь за беседой, вспоминая отца и сына Кано. Ни один из них, однако, не задумался, что двигало Хёэем, когда тот молился за покойных.