Читаем Ворота Расёмон полностью

– После китайских философов к нам пришёл индийский царевич Сиддхартха, – продолжал старик, срывая с куста у дорожки розу и с удовольствием вдыхая её аромат. Сорванный цветок, впрочем, остался на стебле – но и в руках старика появилась роза, цветом и обликом совершенно неотличимая от первой, только слегка размытая, будто окружённая дымкой. – Его ждала та же участь. Думаю, не стоит утомлять вас подробностями. Но вспомните про учение о воплощении буддийских божеств. Благодаря ему местные жители уверены, что богиня Аматэрасу и будда Вайрочана суть одно. Можно ли считать, что это победа Аматэрасу? Или, быть может, это победа будды Вайрочаны? Сегодня многие жители страны не знают имени Аматэрасу, а знают лишь Вайрочану, называя его Дайнити-нёрай. Но во снах им является божество, не похожее на индийского будду, а имеющее облик нашей богини. Я гулял под деревьями ашоки вместе с Синраном и Нитирэном[70]. Будда, которого они почитали, не был смуглокожим чужестранцем в сияющем ореоле. Он, словно брат, походил на нашего принца Сётоку-тайси[71], исполненного благородства и великодушия. …Впрочем, я обещал не пускаться в долгие рассказы. Хочу лишь предупредить вас: нашу страну не сможет покорить и христианский Господь.

– Но послушайте… – поджал губы Органтино. – Что бы вы ни говорили, а сегодня сразу несколько самураев приняли крещение.

– О, они могут принять крещение. Но знайте: здешние обитатели приняли и учение Сиддхартхи. Наша сила не в том, чтобы разрушать, а в том, чтобы преобразовывать. – Старик отбросил цветок розы, и тот мгновенно растаял в вечернем воздухе.

– Преобразовывать? Но это умеете не только вы. В любой стране… Взять хоть демонов Греции, которых прежде называли богами…

– Великий бог Пан умер. Но и Пан может когда-нибудь воскреснуть. Что до нас – мы живы по сей день.

Органтино покосился на старика с изумлением.

– Вы знаете Пана?

– О нём говорилось в книгах с поперечным письмом[72], которые привезли с запада сыновья наших князей[73]… Возвращаясь к вашим словам: пусть не только мы умеем преобразовывать – вас это не должно успокаивать. Напротив, я хотел бы вас предостеречь. Мы – древние боги. Как и боги Греции, мы видели зарю этого мира.

– А всё-таки наш Господь победит, – упрямо повторил Органтино. Но старик продолжал – медленно, словно бы и не слыша:

– Не так давно я встретил на побережье Кюсю греческого моряка. Простого человека, не божество. Пока мы сидели на камнях в лунном свете, я услышал от него много разных историй: про одноглазого бога, который его поймал; про богиню, которая превращала людей в свиней, про русалок с прекрасными голосами. Знакомо ли вам его имя? За время, прошедшее с нашей встречи, он успел превратиться в японца. Теперь его называют Юривака[74]. Потому я и говорю вам – остерегайтесь. Не думайте, будто ваш Господь непременно одержит верх. Как бы ни распространилось христианское вероучение, это ещё не означает победу.

Голос старика звучал всё тише и тише.

– Быть может, ваш Господь и сам превратится в японца. Так случилось с пришельцами из Китая и Индии, а западные страны ничем от них не отличаются. Мы, божества, обитаем в деревьях, в малых ручьях, в самом ветре, разносящем ароматы роз. Даже в закатном луче, падающем на стены храма. Мы вездесущи и бессмертны. Остерегайтесь! Остерегайтесь… – Когда слова затихли окончательно, исчезла, растворившись во мраке, и фигура странного гостя. В тот же миг помрачневший падре Органтино услышал, как с колокольни храма Намбандзи зазвонили «Аве Мария».

* * *

Падре Органтино из храма Намбандзи – а быть может, совсем не он! – словом, рыжеволосый большеносый чужестранец, подбирая полы сутаны, вернулся из сада с тающими в сумерках лавровыми деревьями и розовыми кустами, на складную ширму, где три века назад художник изобразил прибытие корабля «южных варваров»[75].

До свидания, падре Органтино! Теперь вы идёте со своими спутниками по японскому берегу, глядя на большое европейское судно с флагом на мачте, темнеющим на фоне золотых облаков. Победит ли христианский Бог или богиня Аматэрасу – об этом трудно судить и сейчас. Должно быть, наши дела в конце концов покажут.

Вы же продолжайте следить за нами с берегов прошлого. И пусть пока вы – а с вами и капитан с собакой на поводке, и чернокожий слуга, держащий раскрытый зонтик, которые нарисованы на той же ширме, – погрузились в глубокое забытьё, непременно придёт время, и звуки пушек с чёрных кораблей[76], вновь возникших на горизонте, прервут ваш затянувшийся сон. А до тех пор – до свидания, падре Органтино! До свидания, патэрэн Уруган[77] из храма Намбандзи!

Декабрь 1921 года

Вагонетка

Железнодорожную ветку между Одаварой и Атами начали строить, когда Рёхэю было восемь. Каждый день он ходил за околицу посмотреть, как идут работы. Впрочем, из всего, что там происходило, его интересовало одно: вагонетки, перевозящие грунт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза