Воровка

В один из вечеров мы заезжаем к моему отцу. Он живет в Кембридже, во впечатляющем фермерском доме с конюшнями. Держа Эстеллу на руках, он переходит от стойла и к стойлу, представляя ее каждой лошади. Она повторяет их имена: Сахарок, Нерфелия, Адонис, Кочегар. Я наблюдаю за тем, как он очаровывает мою дочь и чувствую невероятное облегчение, что они разделены целым континентом. Это его стиль. Он нисходит до твоего уровня – кем бы ты ни был – и осеняет тебя своим вниманием. Если ты любишь путешествия, он спросит, в каких странах ты бывал, выслушает, чутко прищуриваясь и смеясь над каждой, даже неудачной, шуткой. Если тебе интересны автомобильные модели, он поинтересуется твоим мнением об их сборке и придумает план, как бы ты мог научить его собирать двигатель. Он заставит тебя чувствовать себя так, будто ты единственный человек, достойный беседы, а затем забудет тебя на год и ни разу с тобой не заговорит. Разочарование будет сокрушительным. Он никогда не построит с тобой ту автомобильную модель, отменит все планы на совместный ужин, день рождения или отпуск. Вместо тебя он выберет работу или кого-нибудь другого. Будет разбивать твое завороженное, преисполненное надежды сердце снова и снова. Но я позволю своей дочери насладиться этим днем и защищу ее ото всего, что постигнет ее завтра. Сломанные люди даруют сломанную любовь, а мы все в какой-то степени сломаны. Нужно лишь простить, зашить раны и двинуться дальше.

Из конюшни мы перемещаемся в кухню, где он устраивает целое представление, делая для нас десерт с мороженым, а затем выдавливает взбитые сливки из упаковки Эстелле прямо в рот. Она объявляет, что ей не терпится рассказать мамочке о новом угощении, и я подозреваю, что в следующие несколько недель моя бывшая жена забомбардирует меня возмущенными электронными письмами. Эстелла обожает моего отца, так же, как и я когда-то. Это душераздирающе – наблюдать за тем, каким отцом он мог бы быть, если бы приложил усилия. Последние два дня ее визита меня тошнит от тоски. Я не хочу отпускать ее. Мне хотелось бы видеть ее каждый день. Через год она поступит в группу дошкольного образования, затем в первый класс. Как тогда организовать недельный визит в Великобританию? «Все наладится само собой», – заверяю себя я. Даже если придется подкупить Леа, чтобы она переехала в Лондон.

Когда мы расстаемся в аэропорту, Эстелла плачет. Прижимает к груди ламу, и ее слезы капают той на мех; она просит позволить ей остаться в «Ондоне». Я стискиваю зубы и яростно сожалею о каждом принятом решении. Боже. Куда я отправляю ее? Леа – злобная, хитроумная стерва. Она оставила ее в детском саду, чтобы напиться, когда ей едва исполнилась неделя, ради всего святого. Она не позволяла ей общаться со мной, ее отцом, лишь чтобы причинить мне боль. Ее любовь имеет свои условия, как и ее доброта, а меньше всего мне хотелось бы, чтобы ее гнев повлиял на мою дочь.

– Мам, – шепчу я и смотрю в глаза своей матери. Она понимает. Берет меня за руку и слегка сжимает.

– Дважды в неделю я забираю ее из школы, и она остается у меня на выходные. С ней все будет в порядке, пока она не сможет вернуться к тебе.

Я киваю. Эстелла всхлипывает мне в шею, и боль, которую я чувствую, слишком сложна, чтобы выразить ее словами.

– Я соберу вещи и вернусь домой, – говорю я своей матери через плечо своей дочери. – Я так не могу. Это слишком тяжело.

Она смеется.

– Тебе идет быть отцом. Но тебе нужно завершить свой контракт, а до тех пор я пригляжу за ней и буду привозить к тебе на каникулы.

Мама берет ее на руки и проносит через пункт досмотра. Мне хочется перепрыгнуть через ограждения и украсть ее обратно.

В метро, по пути в свою опустевшую немую квартиру, на меня обрушивается бездна отчаяния; большую часть поездки я провожу, обхватив голову руками. И той же ночью напиваюсь до невменяемости, пишу Оливии электронное письмо, которое никуда не отправляю, а затем отрубаюсь и вижу сон о том, как Леа увозит Эстеллу в Азию и сообщает, что они никогда не вернутся.

Глава 36

Настоящее

Так как суд определил и постановил мои опекунские дни с Эстеллой, у меня появляется возможность забирать ее к себе каждое Рождество – включая и нынешнее. Это будет первое Рождество, которое я проведу со своей дочерью. Леа позвонила мне, истекая ядом, когда наш назначенный судом посредник сообщил ей последние новости.

– Рождество важно для меня, – сказала она. – Это неправильно. Ребенок не должен проводить Рождество вдали от своей матери.

– Ребенок не должен проводить Рождество вдали от своего отца, – парировал я. – Но ты сделала все, чтобы именно это происходило два года подряд.

– Ты сам виноват, что переехал в другую страну. Я не обязана платить за твои сомнительные решения.

В каком-то плане она была права. Крыть было нечем, поэтому я сказал, что мне пора, и повесил трубку.