«Хватит ли у него характера встать на сторону моего хозяина? Не испугается ли он?» – примерно так размышлял Умка, пристроившись у открытого окна. Но когда запахло кофеем, он немного успокоился, прошел, как обычно, в центр двора и продолжил нести службу. Алабай во время работы лежит мало, большее время он проводит на ногах. У этой породы все рассчитано и сложилось в древности, когда их предки оберегали от волков отары овец и охраняли юрты кочевых пастухов. Шел ли дождь, светило ли жаркое солнце – туркменский волкодав-алабай всегда оставался на ногах. Его крепкие, как у степного коня, ноги аллюром носились во всех направлениях, нос принюхивался, а тело всегда было готово к рывку и защите дела, которому он служил. Небольшой участок Кольцовых стал теперь для него и степью, и местом приложения природных способностей. Он по несколько раз вдоль забора обегал свой клочок земли, следил, что делается в районе, отгонял своим приводящим в устрашение характерным лаем посторонних собак и высунувшейся маковкой носа из-под ворот следил за дорогой, где чаще появлялись машины, чем люди.
Умка уже хотел пойти вглубь участка, когда со стороны дороги раздался радостный серебристый голос какой-то собаки. Умка кинулся к щели между своим и соседним забором и увидел высокую даму с собачкой, идущую по дороге в его направлении. С той стороны подул ветер, и до его обоняния долетела такая гамма ароматных запахов, что от волнения он затрепетал, нервно подергивая хвостом и перебирая лапами. На краю дороги, около леса, как обычно, никого не бывало, и дама, ласково сказав своей подопечной: «Жужжа, гуляй!» – открепила поводок. Словно сорвавшись со старта в беге на стометровку, очаровательная молоденькая далматинка Жужжа ринулась вдоль заборов и понеслась, как лань, навстречу своему счастью. Метров за пятнадцать она почувствовала близкое присутствие какой-то собаки. Запах был сильный и по-своему приятный. Она замедлила бег и начала, пританцовывая и вертя бедрами, подходить к месту, откуда видно было холку и нос большой красивой собаки. Таких размеров собаку Жужжа еще не видела. Но она почему-то не испугалась, а даже обрадовалась. Ведь дружить с сильными – это не только опасно, но и полезно, – подумала она и вкрадчиво, с очаровательной улыбкой подошла к лазу, за которым находился незнакомец. Сунув свой носик для знакомства, Жужжа удивилась, что большая собака на ее «здрасте» ответила поцелуем, причем язык незнакомца был большим, шершавым и теплым. От поцелуя у нее закружилась голова, и она отпрянула, испугавшись, что незнакомец может ее обидеть. Но Умка галантно пригласил ее на свою территорию.
Жужжа, не раздумывая, нырнула в лазейку к незнакомцу и потерлась о его бок. Так они познакомились. Умка развернулся и, показав свои владения, пригласил погулять по участку, но тут раздался громкий голос хозяйки:
– Жужжа, немедленно назад! Туда нельзя! Фу!
Последнее слово не понравилось Умке, но ему было не до обид. Он еще раз лизнул очаровательную Жужжу, и та от волнения присела на задние лапки и прикрылась от смущения хвостом. Голос хозяйки настойчиво продолжал звать ее. Тогда далматинка, недолго думая, облизала в ответ носик своего нового знакомого и, вильнув задом, выбралась снова на дорогу. Словно на подиуме, она вытянулась во весь рост, и красивая пятнистая шкурка ее золотым отливом засверкала в лучах заходящего солнца.
– Любуйся, – сказала она, – если ты будешь вести себя достойно, я буду принадлежать тебе.
«Какая она красавица» – подумал Умка и от счастья начал громко и радостно лаять.
Жужжа, выслушав эту серенаду, помотала на прощание хвостиком и, сверкнув глазками, шепнула Умке:
– Заглядывай! Я живу неподалеку, у писателя Бабрыкина.
– Когда заглядывать? – с дрожью в голосе спросил Умка.
– Вечером, я ненадолго выхожу из дома погулять по двору. Со стороны леса есть лазейка, если ты, конечно, пролезешь через нее, ведь ты очень большой.
– Пролезу обязательно! – воскликнул Умка и, красиво нагнув голову, попрощался со своей возлюбленной.
После встречи с Кольцовым поздно вечером участковый читал выписываемую им газету «Слово», где было опубликовано последнее интервью писателя Меньшикова, в котором мэтр литературы дал свои комментарии в связи с подготовкой нового учебника истории: «Главное – это неразрывность истории. Не надо откидывать предыдущие ступени развития, – советовал Меньшиков, – сегодняшняя формация, которая здравомыслящими историками раньше воспринималась как промежуточная, начала термидорианское перерождение и стремительно выходит из компрадорской ловушки. Мужайтесь, худшее уже позади!» Геннадий изучал философию, вот почему он решил ситуацию с Бабрыкиным и Кольцовым по-своему.
Слух о скандале просочился благодаря телевидению. Сюжет на даче Меньшикова был показан в новостях. Кольцов выглядел в нем неприглядно. Тут же ему стали звонить всевозможные знакомые с одним и тем же: