Воровская яма

* * *

Умка от боли не мог пошевелиться. Неожиданно до его ушей долетел звук подъезжающей машины. В глаза ударил свет, и он из последних сил поднял голову.

– Посмотри, собака на дороге, – сказала Вера, указывая на белое пятно впереди. – А там, кажется, лес, мы не туда заехали, Сергей.

Действительно, известный продюсер Кторов с женой, возвращаясь с банкета, спутали дорогу и неожиданно очутились в другом месте.

Кторов подъехал к воротам ближайшего дома и стал разворачиваться.

Выехав на прямую дорогу, он хотел прибавить газу, но жена схватила за руку.

– Подожди, а что будет с собакой? – спросила жена и посмотрела ему в глаза. – Сережа, нехорошо, надо посмотреть. Мне показалось, что собака поднимала голову. Это знак! На нас надеются. Сдай назад, я подойду к ней.

Кторов сдал назад, и жена быстро пошла к собаке. Он всегда восхищался ее не иссякающей с годами отзывчивостью. В свете фар видно было, как ее упругие на каблуках ноги, осторожно подходят к лежащей собаке. Она нагнулась и через секунду, помахав рукой, быстро стала возвращаться к подъезжающей машине.

– Открой багажник, – попросила она вылезшего из машины мужа. – Собака жива, надо спасать.

– Как спасать, здесь, что ли? – заупрямился Кторов, но прочитав решительность на лице супруги, хирурга по специальности, тотчас подчинился. Она показала рукой на пустой картонный ящик из-под шампанского, давно валяющийся в багажнике, и попросила мужа его смять для транспортировки.

– Скорее всего, наезд, – с болью сказала она. – Может быть сломан позвоночник, поэтому осторожно подними его, а я просуну картон.

Они бережно перенесли собаку и положили в багажник.

– Теперь гони, Сережа, если суждено, выживет.

Когда они повернули в сторону Минского шоссе, мимо них на огромной скорости пролетел внедорожник.

– Вот так, наверное, и сбили его, ездят как полоумные, – заметила Вера и принялась вспоминать, какие инструменты есть у нее на даче.

Этим полоумным водителем был Бабрыкин. Он гнал машину, потому что боялся, что каждую минуту могут вернуться домой хозяева. Каково же было его удивление, когда собаки на месте не оказалось. Он вышел из машины, все еще мокрый, перепуганный, и, озираясь, подошел к месту, где оставил ненавистного кобеля. Собаки не было. Проклятый пес исчез. На всякий случай он свистнул, как часто звал Жужжку, но в ответ никто не откликнулся. Тогда он торопливо принялся затирать ногой остатки крови, нашел кусочки стекла от фар и, аккуратно собрав, быстро, не оглядываясь, сел в машину и возвратился к себе на дачу.

* * *

Первое, что поразило Кольцовых, когда они утром вернулись домой, это мертвая тишина. И так, в этом месте, кроме машин для разворота, никто не появлялся, а тут и привычного лая не было слышно.

– Умка! Умка! Умка! – кричал каждый из них, но ответа не было. Только отдаленный лай чужой, далекой собаки резонировал на отчаянные призывы хозяев.

Жена Кольцова тотчас обнаружила, что Умка ничего не ел, и резонно заявила, что собака исчезла еще вчера, после их отъезда.

Кольцов с сыном бросились обходить район, долго ходили и звали

Умку в лесу, но результатов не было. Умка исчез без следа. Правда, жена высказала одну утешительную мысль, что Умка мог приударить за какой-нибудь очередной красавицей из нередко проносившихся с ухажерами в лес мимо их дома. Версия отпала, потому что и в выходные дни Умка не вернулся.

В понедельник Кольцов потерял терпение и рано утром развесил по заборам и столбам района объявление о пропаже собаки.

* * *

В середине недели, когда Кольцов дошел до полной потери сил от поисков и тоски по исчезнувшей собаке, последовало приглашение на заседание бюро, где был поставлен вопрос о его выселении из творческой мастерской. Когда дошла очередь до его вопроса, выступающих оказалось немного. Во-первых, большинство видели все по телевизору, а тем, кто не посмотрел, все восполнили услужливые товарищи.

Только теперь Кольцов понял, какую силу придавал Умка своим присутствием в его жизни.

Когда дело дошло до его объяснений, то он с трудом говорил, чувствовал себя неуверенно.

После такой вялой защиты всем стало ясно, что заявление Бабрыкина гораздо убедительнее, а возможность суда так реальна, что чаша весов стала склоняться в сторону выселения Кольцова.

Однако провидение в этот критический час все-таки оказалось на стороне Кольцова – за него заступились.

Сначала его поддержал поэт Викентий Капканов. После Капканова взял слово Устоев, который был тоже членом бюро, но на заседаниях появлялся редко. Кольцов, живя в ДПС, нередко разменивался с мэтром Устоевым разного рода колкостями, но всегда ценил его как большого поэта. Его поэмы и работа в редакции «Страна поэтическая» были ярким образцом и поэтического долголетия, и нестареющих творческих достижений.

Своим баском Устоев припомнил всем присутствующим, что многие поэты, к сожалению, рукоприкладствовали. Им названы были и Есенин, и Маяковский, и даже Пастернак.