– Вспомните, – весомо добавил Устоев, – а наш Пушкин – тот и вовсе вместо драки на дуэль вызывал. Признаюсь, и я не безгрешен: не раз воевал с поэтом Светличным, доказывая, что Родина одна, и любить ее – долг любого поэта, какой бы он ни был национальности. Поэтому ничего такого сверхъестественного, с моей точки зрения, не произошло, – подытожил Устоев, – но, чтобы, как выражался один мой покойный друг, «бойцы» больше не сталкивались в этом районе, у меня есть предложение. Он ухмыльнулся и выложил:
– Как вы знаете, мне наконец дали творческую мастерскую в Луко-во-2, – почесывая указательным пальцем в курчавой седовласой голове, интригующе продолжил Устоев.
– Мастерская хорошая, после ремонта. И даже просторнее, ненамного, правда, дачи Кольцова. Поэтому я предлагаю сделать, как у Трифонова – обмен. Пусть Кольцов переезжает в Луково-2, а вместо него, поближе к Бабрыкину, перееду я.
Бабрыкин со стариками не воюет, писатель он, что бы ни говорили, заметный, а публицист отличный, у нас много общего – оба редакторы, словом, мы найдем с ним общий язык.
Тем самым, – закончил Устоев, – будут и волки сыты, и овцы целы. Неожиданно члены бюро без особых дебатов с предложением Устоева согласились, и его предложение было принято единогласно. На следующий день стало известно, что решением бюро Бабрыкин удовлетворен.
Вскоре Кольцовы переехали на новое место. Но семья осваивалась в Луково-2 трудно и безрадостно. Всем не хватало Умки.
Постепенно жизнь вошла в колею. Кольцов продолжал работать на том же месте, вел общественную работу, писал сценарий. В свободное время ездил на старое место жительства и подолгу ходил мимо дач, заглядывая во дворы, в надежде увидеть собаку, похожую на Умку. Время шло. Наступила морозная и небывало снежная зима.
Как-то рано утром Кольцову неожиданно позвонил Устоев, с которым у него сложились после заседания бюро дружеские отношения.
– Слушай, Саша, веришь или не веришь, но сегодня рано утром пошел в сторожку за капустой – вчера с Тимошкой перебрали, и вдруг в щель забора увидел собаку, похожую на твоего Умку. Прошел, как куманский тигр, в лес.
Я пошел следом, – продолжил взволнованным голосом Устоев, – окликнул его, но он побежал дальше. Саша, это не похмельный бред – пес твой жив, он приходил к тебе.
– Куда он побежал? – закричал в трубку Кольцов.
– Не знаю, он растворился в тумане, а я бросился звонить тебе.
Сразу после разговора Кольцов разбудил жену и, рассказав о звонке Устоева, поехал на старое место жительства.
Умка не «растворился в тумане». Все это время он не переставая искал своего Моржика. Его появление в этих окрестностях было не первым.
Но сегодня он наконец-то нашел свой дом. Он был счастлив и вместе с тем потрясен. Он так долго искал свою большую семью, а в результате вновь оказался несчастным – в доме жили чужие люди. Горе сделало его жестоким. В эту минуту он отчетливо понимал, кто принес ему несчастье.
Он вышел на тропу войны, чтобы рассчитаться.
Почти незаметно, крепкой, уверенной поступью он шел к дому Бабрыкина.
Он вспоминал, с каким настроением мчался когда-то по этой дороге и как был счастлив, когда его встречала Жужжа. Сегодня, сколько он ни присматривался, следов Жужжи не было видно. Тяжелое предчувствие овладело собакой. И было отчего! Умка не знал, что после родов Жужжу решили стерилизовать. Занималась этим одна разрекламированная общественная организация. Поскольку деньги, отпускаемые на эту работу, разворовывались, операцию делали студенты. В результате заражения Жужжа умерла.
А вот судьба Умки была другой. После тяжелейшей операции и трехмесячного пребывания в гипсе Умка начал снова ходить и постепенно возвращаться к жизни. Жена Кторова Вера, отличный хирург и добрейший человек, уговорила мужа оставить Барса – так они назвали Умку – в их доме. В результате из-за собаки они стали жить постоянно на даче и вскоре поняли, что это решение правильное: загородная жизнь кардинально изменила здоровье обоих. Особенно Кторова, страдавшего после давней пневмонии легкими. Таким образом, Умка поселился на станции Толстопятово, в новой семье.
Несмотря на уважение к новым хозяевам, он не переставал думать о Моржике. Когда окончательно выздоровел, Умка начал предпринимать рискованные попытки электричкой добраться до станции, где он когда-то жил. Но каждый раз ошибался и возвращался ни с чем. Его появление в поезде производило шок. Огромный, белесый и красивый, с умными, но грустными глазами, он сразу вызывал нежную симпатию. В первый раз, когда он вошел в электричку, все пассажиры от удивления оцепенели. Однако заметив, что пес никого не трогает и не мешает, а тихо стоит в тамбуре и ждет свою остановку, все успокоились и сразу прозвали Умку Пржевальским. А те, кто по нескольку раз его видели, обращались к собаке как к старому другу и даже подшучивали:
– Смотрите, опять Пржевальский к нам пожаловал. Куда собрался, путешественник?