Нет, прав был Сталин, когда в 1944 году их полмиллиона за восемь дней в Казахстан отправил и навсегда отодвинул проблему. Сегодня у авторов двух чеченских войн просто не было бы возможности ни воевать, ни заниматься международным терроризмом. Тогда Сталин раз и навсегда решил кавказский вопрос. И вот почему это надо было сделать: тысячи из них уклонялись от воинской службы, еще больше было дезертиров, многие сотрудничали с немцами, организовывали банды, грабежом занимались. На войне что за это полагается? Расстрел или штрафная рота! А какое было пособничество и укрывательство преступников. В этом была замешана немалая часть взрослого населения. Вы, Вадим, писатель, вот материал, который российский читатель практически не знает. Они полагали, что закон писан только для русских и прочих граждан низшего сорта, а на гордых жителей Кавказа он не распространяется. Я ведь не голословно говорю, не мне напраслиной заниматься. Читал, и немало, когда Женя вернулась.
Он передохнул, снова выпил, потянулся к полке за какой-то книгой, но махнул рукой и продолжил:
– Во время войны оставшиеся без кормильцев русские семьи голодали, а доблестные горцы торговали на рынках, без зазрения совести спекулировали сельхозпродуктами. Накануне высылки у многих чеченских и ингушских семей скопились крупные суммы денег, у некоторых по два три миллиона рублей.
– Все это, может быть, и так, Коля, но и их надо понять! – неожиданно громко возразила Евгения. – Ты читал, а я своими ушами слышала рассказы старухи-матери Аслана, как партийно-воровские отряды отнимали и забирали все в домах чеченцев и ингушей, расстреливали тех, кто был против грабежа. Поколение, выросшее при революции, было обречено. Многие из них жили в горах и не знали, что происходит в Москве и Питере. А там политика менялась: бывшие террористы, аптекари и мигранты получили ненасытную власть, оплаченную еще до этого Германией и Японией. Эксперимент строился на таком беззаконии, что до сих пор неизвестно количество жертв.
Нет, Коля, как ни больно, но и мы, русские, виноваты, что такое беззаконие допустили.
– Голубушка, да в чем таком ты виновата? – воскликнул Николай.
– Не я, а – мы. Они веками жили в горах, плохо разбирались в политике, которая мало их касалась со времен подчинения Россией Кавказа.
Зато сегодня все изменилось. В Чечне выросло новое поколение, не одурманенное ваххабитами. А каким красавцем город Грозный становится! Пусть радуются.
Ведь как написано: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем».
Поэтому моя беда – не приговор для тех, кто живет по-человечески. Николай вдруг встал, тяжелым шагом подошел к жене и стал целовать ее руки, глаза и щеки.
Я вдруг почувствовал, что оказался в гуще какого-то давнего спора, которому не раз предавалась эта необыкновенная пара. Для порядка я закашлял, потом начал быстро прощаться, потому что стемнело и не хотелось возвращаться затемно. Мы вышли на крыльцо, я еще раз взглянул на рисунок Святой Терезы, слабо освещенный тусклой лампой над дверью и, договорившись, что буду заглядывать, вышел на улицу, названную в честь основоположника коммунизма.
Я шел и думал о русском характере. Вот, кажется, чего только эта женщина ни перенесла, сколько унижений, злобы и надругательства ни испытала, а в результате – все простила, настроила душу на такие колки, когда доброта побеждает, и ты начинаешь понимать, что без любви и веры счастья не бывает и что, как бы тебя ни надламывало, главное в жизни – это все-таки сама жизнь.
Дорога волков
Пьеса
Петрович
Капитолина
Варвара
Любовь
Эдуард
Григорий
Сергей
Первое действие
Старый заброшенный дом в Тульской области в деревне Большие Камни. В доме несколько комнат, но остатки быта сосредоточены в столовой, где меньше протекает крыша. Здесь две койки и лежак, аккуратно накрытые полинявшими покрывалами, платяной и кухонные шкафы, коричнево-грязноватого цвета стол, укрепленный с боков грубо прибитыми досками, стулья и желтого цвета табуретки. В углу пылится телевизор «Горизонт», а на стене – фотографии. Их немного, но лица предков еще различимы, не столько улыбчивые, сколько торжественно-онемевшие перед объективами 60–80 годов. Только, пожалуй, старинное резное кресло в красной бархатной обивке не согласуется с этим набором старых вещей и стен. Впечатление, что все в доме аккуратно складировано, чтобы не досаждать заботой о себе. В этот богом забытый уголок на сбор картошки в пятницу до воскресенья приехали три женщины. Они только что вошли в дом. Люба переодевается и что-то напевает, Варька щепит ножом полено, чтобы растопить печь, Капитолина разгружает сумки со снедью.
Капитолина.
Бог ты мой, еды на неделю.