Любовь.
Петрович умял бы все.Капитолина.
И я не пойму. Был в Туле, за день мне звонил, и вдруг – на тебе, не пришел на вокзал.Любовь.
Капа, а ты в четверг дома была?Капитолина.
Вечером. Утром в ателье, а после обеда отпросилась и за продуктами. За полтора часа все прилавки облазила.Любовь.
Ты лазила, а он, может, звонил, предупредить хотел. Мне-то не дозвониться – четвертый телефон ломается. Шнур длинный – все время аппарат цепляю.Капитолина.
А мобильный?Любовь.
Забросила! Не напасешься.Капитолина.
Странно, я к тебе все время дозваниваюсь. Вечером я же с тобой разговаривала?Любовь.
Ха! К вечеру я свой телефон в срочный ремонт отправила.Капитолина.
Что-то я такого не знаю.Любовь.
Да очень просто: хрясть его по морде, он и зазвонил. Я баба одинокая, силы много. Меня по совместительству в любой мужской коллектив как бюро ремонта определять можно. Одно только, боюсь женам настроение испортить.Капитолина.
Ты и впрямь испортишь. Вон зад как у трактора. Словно на бугор лезет.Любовь.
Интересно, все юбки мне шьешь, чтобы зад подчеркнуть, а тут хулишь.Капитолина.
Не хулю – завидую.Любовь.
А что ты хочешь, это только в песне: «А на кладбище все спокойненько».Капитолина.
Помню, они из Грозного как очумелые сюда приехали. Дом почти даром купили, а жить не пришлось – отец преставился, а она в Тулу на заработки подалась. Трудно ей – совсем одна.Любовь.
Без хозяина баба как спущенный мяч – не побьешь и не покатишь. А мы с тобой так и вовсе – калоши на прилавке.Капитолина.
Это ты в свой огород, голубушка, мячи бросай. Я вон в городе день и ночь педаль жму, народ обшиваю. И здесь осенью и весной не разгибаюсь. Картошку, лук сажаю.Любовь.
Так выходила бы за Петровича. Ведь с детства знаете друг друга. Глядишь, и педаль вместе жали бы.Капитолина.
Ну и язык у тебя, Любка. Небось своя педаль заржавела – другую пристроить хочешь? Я для него в детстве пигалицей была, под стол пешком ходила, а он в армию ушел, потом в Афганистане воевал. Только в Туле и встретились. А потом, ты только на словах – «выходи!»А сама, как сторожевая овчарка, на меня же и накинешься.
Любовь.
Нужен он мне! Был конь, да зубы стер.Капитолина.
Не стыдно! То ему черт-те что на уши несешь, а то, поди же – «стер». Он человек веский, рядом идешь, за версту видно – мужик. Только раз и приметила его не в себе, после смерти Степана Ивановича. Да и то понять можно. Завьялов для Петровича с детства кумиром был: герой войны, друг погибшего отца. Можно сказать, второй батя.Любовь.
Присохла ты, я вижу, телочка. Он и звонит тебе последнее время чаще, и глядит на тебя мягче.Капитолина.
Ну вот, раскатала губы – теперь не остановишь! Ты бы при нем такой смелой шумела, а то ведь тоже краснеешь, как девка на выданье.Любовь.
Ох ты – ух ты! Краснею!Капитолина.
Непонятно. Ведь договорились на поезд, который в два тридцать отходит. Ничего не пойму…Любовь.
Пока мы тут кренделя разводим, у него, поди, в другом уезде дела наладились.Капитолина.
Да хоть бы и так. Что на роду написано, то только Бог поправить может. А он пока на нас не разжалился.Любовь.
Кстати, Капа, надо бы и баньку протопить. Вечером в самый раз погреться.Капитолина.
Хорошо, хорошо, Варя! Затопи. К вечеру сгодится – попаримся. Поленья-то помнишь где?Любовь.
Да бог с тобой. У него здоровья на двоих. Разве ж на ноги жалуется.Капитолина.
Это Афганистан. Его там сильно ранило.Любовь.
Не причитай: он крепкий, как полено.