Воровская яма

Вскоре волевой и настырный Умка превратился в полновластного хозяина вольера. Персик безоговорочно признал его первенство. Он уважительно относился к своему смышленому сыну, приветствовал быстрое восстановление его здоровья и втайне гордился тем, что и впрямь делало их с Умкой похожими. Дело в том, что Умка унаследовал от отца густую шерсть. Только у Персика шерсть была огненно-рыжей, а у Умки – белой, как и у его мамы Альмы. Нередко от полноты чувств Персик со снежной шерсти Умки слизывал грязинки и пылинки и, отойдя на расстояние, любовался своим сыном-красавцем.

Стоило Кольцову выпустить Умку из вольера и поиграть с ним, как на территории музея неожиданно появился писатель Иван Перелетов.

Кольцов взял щенка на руки, отошел в сторону и присмотрелся к неожиданному гостю: крепкий, сухой, похожий на спортсмена-марафонца.

Тем временем Василий Васильевич с приготовленной папкой бросился на доклад к начальству и стал приглашать Перелетова на чай с тортом в подсобное помещение, несколько лет назад переделанное из гаража. Но Перелетов приостановил такое неожиданное гостеприимство.

– Я, Василий Васильевич, по делу приехал. Хочу посмотреть твое хозяйство. Они прошли в здание музея, потом опустились в подвал, осмотрели фундамент. Василия Васильевича, человека мастерового и хозяйственного, удивила хватка Перелетова. Тот быстро определил, какой объем ремонта потребуется, сколько все это будет стоить, и даже прикинул, когда этим можно будет заняться. Когда деловая часть закончилась, и они обо всем договорились, Василий Васильевич все-таки еще раз пригласил гостя в дом на чай.

– Чаю можно, – согласился Перелетов, – но зачем в хорошую погоду запираться в доме? Давайте присядем во дворе, за вот тем столиком.

Направляясь к столу, он увидел Кольцова со щенком на руках.

– Здорово, Кольцов! Чего такого красавца держишь на руках? Пусть бегает, охраняет территорию от захвата.

От Кольцова не ускользнуло замечание Перелетова о каком-то захвате. Однако важнее было в этот момент, чтобы Умка каким-нибудь образом не укусил поэта Устоева, увязавшегося с Перелетовым, чтобы лишний раз напомнить о себе и своем квартирном вопросе.

– Присядь, Василий Васильевич, – дружелюбно предложил Перелетов и протянул руку к папке, нервно перекладываемой директором из одной руки в другую.

Василий Васильевич от волнения неожиданно выпустил из рук красную папку, приготовленную для доклада. Все растерялись, кроме Устоева.

После возвращения с того света Тимохи Устоев успел «поправиться», вернул былую осанку и смело бросился помогать Василию Васильевичу собирать разлетевшиеся документы. Но тут произошла неожиданная неприятность. Неожиданно в сторону Устоева бросился Умка. Он начал неистово лаять, пытаясь отогнать поэта от бумаг и укусить его за ноги. Кольцов принялся кричать:

«Умка, фу!» – и героически закрыл известного поэта своим телом.

Перелетов, наблюдая всю эту возню, захохотал раскатистым смехом, быстрым движением перехватил щенка и взял себе на руки. На удивление всем, Умка тотчас затих, стал принюхиваться и с интересом уставился на Перелетова.

«От него собакой пахнет, – почуял Умка, – и вполне аппетитной. А что, если и мне у него конуру попросить? Я в охране работаю! Чем я хуже Тимошкиного родителя?»

– А твой герой, Кольцов, весьма смышленый пес, – поглаживая щенка, заметил Перелетов. – У меня ведь в доме собачка по имени Дафа. Вот он и ластится ко мне. Устоев, по всей видимости, увязался за нами, чтобы и здесь давить на меня по поводу своей дачи. А Умка его за это чуть не укусил! Вот Умка так Умка.

– Сказал же тебе, Георгий Иванович, – обернулся Перелетов к Устоеву, – как освободится дом – ты первый на очереди. А сейчас, дорогой мой человек, иди! Дай, пожалуйста, заняться делом.

После такого пассажа возникла неловкая пауза. Однако Устоев ничуть не растерялся.

Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой, красные глаза его посветлели, и, поклонившись, поэт заявил, что в благоприятном исходе ничуть не сомневается. С этими словами он развернулся и уже без слов засеменил к выходу. Походка у него была приметная: голова вперед, а ноги мелким шагом шли следом и стучали, как барабанные палочки.

– До черной клеветы дошли наши самоуправцы. Готовы под любыми предлогами в обнимку с кошельками устроить здесь пир во время чумы. Иначе как агонией бесноватых это не назовешь. Вон неподалеку от нас новый наукоград – захочет это инновационное чудо здесь на отдых благоустроиться, и никому не нужны будут ни наша литература, ни история, ни заслуги.

– Да неужто позарятся на наш заповедник? – воскликнул в сердцах Василий Васильевич.

– Я говорю гипотетически, Василий Васильевич. В подобных случаях наверху руки не марают. У них найдутся помощники среди нас, которые ради власти на любую ложь готовы пойти, только бы вновь порулить.

– Была бы польза, и с наукой поделиться не жалко, – вдруг встрял