Но прежде, чем продолжить, мне бы хотелось описать людей, которые в дальнейшем сыграют немалую роль на одном из отрезков моей шебутной бродяжьей жизни.
Паша был худощавый мужчина, чуть выше среднего роста, с щеголеватой не по возрасту походкой, а ее я просек в первую очередь. Близко посаженные голубые глаза вкупе с курносым носом, тонкими губами и острым подбородком говорили о том, что человек этот был рожден в одной из скандинавских стран. Длинные, почти лежащие на плечах светлые, правда редкие волосы подтверждали это предположение. На вид ему было этак не многим за пятьдесят. Он был похож на музыканта рок-группы, причем ударника. Именно это сравнение напрашивалось сразу, как только он начинал говорить. Тем не менее, он резко отличался от щёголей высшего общества, которые привлекают всеобщее внимание своей экстравагантностью. Принципом его была «заметная незаметность»: он носил безупречно сшитую одежду без аффектации и вёл себя со всей возможной естественностью. Но эти его качества я узрел позже.
Навряд ли кто-либо из тех, с кем общался «Пахом», так кличили этого щеголеватого «музыканта», мог предположить, что перед ними российский вор и бродяга до мозга костей. Если будет позволительно такое выражение. По-французски он говорил без акцента, видно, гены давали о себе знать. И вообще, в этом плане судьба у нас с ним была чем-то похожа. Да и во всем остальном не особо мы отличалась. Правда, во Франции он оказался много лет назад, почти в одно и то же время с Манулом. Они даже срок успели вместе отсидеть в Марселе. В тюрьме и познакомились. И хоть они на просторах СССР не чалились на одной командировке, но общие знакомые и даже корефаны были.
Его спутник, который остался сидеть за столиком, был мужчина какой-то безликой внешности, не в обиду ему будет сказано. На вид этому парижскому повесе было что-то около пятидесяти. Маленького роста, худощавый, с проплешиной на голове и походкой пеликана. Это все, что бросалось в глаза с первых минут знакомства. Но эта его безликость не шла ни в какое сравнение с его характером и стержнем внутри, истинно босяцким стержнем, который не у каждого из тех, кто себя именует бродягой сыщется. Пахом к нему обращался по имени, Эдик. В своем кругу его называли «армянин из Техаса». Он действительно в свое время прибыл откуда-то из штатов, возможно и из Техаса. Об этом говорил его головной убор, шляпа, которую носят тамошние ковбои. Она, кстати, и рост ему за чуток прибавляла. Плюс ко всему он носил «казачки» — туфли на высоком каблуке, сшитые на заказ. Это и не мудрено, ведь родился он в США, объездил полмира, осел во Франции, но в России никогда не был, хотя почти все его родственники были родом из Баку.
Кто есть кто, было определено, поэтому, как только Пахом пристроился на стуле между нами, он сразу начал с места в карьер. Я не ошибся, у них с Эдиком был серьезный разговор, результатом которого стало «пан или пропал». Говоря иными словами, все или ничего. Два, точнее, три (о третьем чуть позже) новых действующих лица перевешивали чашу весов в сторону «пан». Так что этот
Мы решили собраться сегодня же, ибо время работало не на нас.
И пока мы едем в такси, хочу пояснить, почему я так лестно отозвался об Эдике.