Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Как-то перед тем как выйти на улицу, я замешкался в фойе больницы на первом этаже, ища что-то в своем пакете, где лежали карандаши, альбом, ластик и что-то там еще, а в действительности наблюдая таким образом за окружающими (этот номер я проделывал каждый раз перед тем как выйти на улицу). Я увидел в окне фраера, который остановился в нескольких метрах от дверей, держа в руках портмоне и ковырялся в нем. Купюры я не видел, но в какой карман он занозил лопатник[117], усек на раз-два. Тронулись к двери мы «случайно» одновременно и в дверном проеме «нечаянно столкнулись». В результате его лопатник перекачивал в карман моего халата. Стараясь никому не бросаться в глаза, я заковылял прочь, зайдя за здание, чуть углубившись в лесок, который окружал все вокруг, скинул кожу, забрал одно лишь лавэ[118] и спокойно вернулся к себе в палату.

Я прекрасно понимал, что меня никто не будет щимить[119] до тех пор, пока я не доберусь до Парижа, точнее, до того места, где я уже буду не нужен и меня можно будет убрать. Поэтому я очень аккуратно искал лазейку для побега. Ведь терпила прекрасно знал, что никакой я не дурак, поэтому постарался определить меня именно в такое заведение откуда можно было сбежать, а потом вести меня во время побега. Знал он и то, что я постараюсь опередить его и каким-то образом рвануть когти, не посадив себе на хвост его людей.

Но вот чего он не знал точно, так это моих воровских способностей и актерского таланта перевоплощения.

Конечно же он мог поступить намного проще. Упрятать меня в какое-нибудь укромное место и пытать до тех пор, пока я не выдам ему подельников. Но, как я полагал, раз мусора раскопали информацию о том, что в далеком 1974 году я находился в институте Сербского, значит они знали и о том, через что я прошел прежде чем меня приговорили к расстрелу. А то, о чем знали полицейские, знал и терпила, так что он прекрасно понимал, что пытать меня было бесполезно. Я слаб и умер бы быстро, но, естественно, никого бы не сдал.

День мой проходил за распарываньем и шитьем подушки, рисованием и небольшими прогулками по территории комплекса, иногда и вне его. Ночью же я почти не спал, думал, анализировал и ждал. Ждал, когда проснется масть и направит меня в нужное русло. Конечно же я мог ее и не дождаться, но все же. Я фаталист по природе. И я не ошибся, зная, что масть не советская власть[120]. Фортуна — женщина, и, хотя ее почитают слепой, все же она, стоя на своем колесе, кое-когда отмечает среди толпы избранных ею людей, надо только вовремя попасться ей на глаза, при этом быть решительным и дерзким в своих действиях.

Околачиваясь почти все дневное время на территории, я обратил внимание на грузовые фургоны марки РЕНО, наподобие наших бортовых КАМАЗов, которые с утра подъезжали к хирургическому корпусу и загружались огромными, черными целлофановыми пакетами. А вечером приезжали другие машины, я понял это по номерам и выгружали такие же пакеты. Подходить к этому месту было стремно, хвост, на раз-два мог просчитать мои мысли и тогда, шанс на то, что я сорвусь, а возможно, что это был именно мой шанс, был бы потерян.

В неделю приезжало несколько машин с утра и столько же вечером, поэтому я специально пропустил первую и спокойно вошел в здание психушки где лежал. Прошел в конец коридора и, хоть еще и прихрамывал, да с палочкой, тем не менее взбежал на последний этаж, откуда погрузка была видна как на ладони, и стал наблюдать. Оказалось, что это было грязное белье, которое утрамбовывали в пакеты и грузили в машину, считай под завязку. Все бы ничего, но при этом стоял какой-то штемп и следил за погрузкой, иногда направляя пакеты в нужное место.