Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Это был человек среднего роста, с широкими плечами и грубым зверским лицом, украшенным густыми темными усами. Голубовато-серые глаза, казалось, все видевшие, но ни на что не смотревшие, неприятно поражали своим хитрым и лукавым выражением. Он был похож на итальянских разбойников, если цена путешественника выше, чем цена пули, они уложат его на месте! Много зловещих лиц довелось мне видеть в жизни, но ни одно не дышало такой злобой, как лицо этой мрази. Как писал Р. Стивенсон, случалось мне видеть негодяев, случалось и глупцов: тех и других — предостаточно, и думаю, что в конце концов и те, и эти получают по заслугам, только глупцы все же первыми. А жаль! Эту бы падаль я бросил на сковородку первым, если бы был уполномочен Всевышним. И не факт, что с глупцом проделал бы то же самое.

Оба раза он долго и пристально разглядывал меня, но ни в первый, ни во второй раз не сказал ни слова. Это был достойный враг, я почувствовал это всеми фибрами своего организма, что с ним будет не просто, тем более, что мяч был на его стороне.

Приходили также два врача разных специализаций, но связанных с болезнью головы, скажем так. Были полицейские разных чинов и званий. Вот вроде и все. Рассказывать о допросах и всем, что было с ними связано, то бишь углубляться в подробности не буду, поведаю лишь то, что напоследок сказала мне Шарлотта, дама-загадка, которую я видел в последний раз.

«Месье Зауэр, — именно так мое имя произносят на многих европейских языках, — завтра мы направляем вас в психиатрическую больницу. В полиции нет на вас заявления о краже, потерпевший сказал, что у него ничего не украдено, вас он не знает, а попали вы в подвал, видно случайно, потому что он забыл его закрыть. Более того, мы выяснили, что вы уже содержались в психиатрических больницах Москвы, будучи в заключении в 1974 году. Из чего следует, что вы не наш клиент, так что держать вас здесь мы не имеем права.»

Иными словами, она сказала: «Потерпевший выгородил тебя с тем, чтобы потом, своими, одному ему известными методами выяснить все, что ему было важно знать». На моем лице не дрогнул ни один мускул. Я всегда был готов к самым каверзным подножкам судьбы.

Хочу заметить, что ни до этого, ни в этот момент я не задал ни одного вопроса ни мадам-следователю, никому бы то ни было другому. Но сказать, что я был отрешен от реальных событий будет неправдой. Я был самим собой, отвечал на вопросы легавых, иногда многозначительно улыбался, замыкался в себе на короткое время, но вопросов не задавал.

На следующий день с утра, упершись подбородком в клюшку[104], я сидел на краю шконаря и ждал прихода легавых. Сколько раз в своей жизни я ожидал этапа в камерах разных централов и пересылок не сосчитать, но такого ожидания не было ни разу. У меня даже торбочки со сменкой[105] не было с собой. Но зато был костыль. Как сказали бы арестанты в российской зоне: «Голый вассер босый х…[106], да все дела». Мусора не заставили себя долго ждать, но в отличии от наших легавых были предупредительно вежливы и терпимы. Меня препроводили к полицейскому микроавтобусу Citroen, который ожидал нас во дворе тюрьмы и «этап пошел на Калыму».

В пути мы были не долго, полчаса, не больше, но уже припарковались не во дворе, а у подъезда огромного строения, которое со всех сторон окружал лес. Это и была психиатрическая больница. По многим причинам и в первую очередь по тому, что на окнах не было решеток, я понял, что это вольная психушка, ничего общего не имеющая с тюрьмой. Это наблюдение подняло мне настроение и остаток дня его не мог испортить даже мудак-медбрат, которому мне пришлось объяснять элементарные вещи. Чуть позже я выяснил, что этот лепила[107] был албанцем, а я ему чесал на французском вперемешку с русским и немецким. Это надо было слышать.

Ночью, когда никто не видел выражение моего лица, я дал волю мыслям и понял, что радоваться было рано. Теперь уже я знал точно, что за мной придут, но когда и кто, — вопрос оставался открытым. У терпилы копейка гуляла[108], это было очевидно, ибо не имея средств он бы ни за что не смог так запросто зайти на допрос в легавку, да еще несколько раз. Плюс ко всему было ясно, что это был мстительный тип, но не безбашенный, а расчетливый, который не остановится ни перед чем, если надо будет, пойдет по трупам, только бы добиться своего, пусть и не вернет ничего, но жажда мести у таких людей зашкаливает, она неуправляема, и кто виноват? Сама же мразь и виновата, но даже себе он в этом не сможет признаться.