Ворожея

Элбарс-хан удивленно глядит на невесту свою, а потом винится:

- Отрекся от тебя, знаешь?

Она кивает ему в ответ: знаю. Говорили. Простить? Смогу, верно, если...

Им бы выбраться отсюда, потому как света звезды уж не хватает. И если помедлить всего минуту...

Путь назад далек. Сложен и коварен. И та дорога, что вела сюда, уж не откликается. А разворачивается другая, на стенах которой - картинки. В них сам Элбарс-хан и дева лесная с волосами огненными. Страсть, полюбство. Слова горькие, о которых Нариме знать не хочется. Но отчего-то та разумеет: коль не увидит - не простит...

Она глядит. Слушает. А ладонь только крепче сжимается кругом ладони нареченного. Дыханием теплым:

- Нам бы выбраться...

Свет звезды, что тает, сменяется другим. Ярким. И с первым солнечным лучом выходит Нарима в Степь, растеряв что силы свои, что присутствие духа. А та, что провела ее сюда, склоняется над лицом нежным. Сглатывает вязкую слюну и обещает младенцу:

- Коль не найдут девку до заката...

Смеется, потому как матка девкина знала сказ не весь...

Глава 7.

Гай отчего-то сразу понял, что девка эта, наузницей приведенная, Крайю не отпустит. И нити окрасить не даст. Значит, права была старая каналья, когда говорила про обман. А ведь он только-только решил жить по-честному...

Видно, забыть о том придется. А может, и о жизни вовсе. Потому как чем ближе подходил час к обряду, тем меньше верилось самому Ворожебнику в силу его.

Сила...

Из ночницы она вытягивалась неохотно, сопротивляясь. Не сила вовсе - нечто иное. Мощное. И дощечка-руна, что легла в ладонь Гая, вышла диковинной, странной. Деревянной, вот только... треснутой. Словно бы временем самим побитой.

Коричневая, с черными полосками - прогалинами. И черной же меткой.

Знак, что лежал на руне той, походил на перевертыша. Его Гай помнил хорошо, потому как в любом раскладе ведьмы перевертыш из семи рун складывался в центре. Любовалась собою, красуясь...

А теперь вот - это.

Старуха и сама удивилась, приглядевшись.

- Похоже, - проговорила она. - Только вот линия эта... - Она указала крючковатым пальцем вниз дощечки: - у перевертыша вращается кругом знака основного, моя же...

- В землю уходит, - тихо шепнул Ворожебник. И тут же замолк, потому как Ярослава была рядом. И старуха снова предупреждала: не отпустит. Оттого и молчать придется.

А вот ярина сила оказалась другой. Искристой, золотом отороченной. И чистой такой, что глазам больно глядеть выходило. Только ведь тоже отходить ему не хотела, держась в ворожее прочно. И, видно, девке то болью оборачивалось, потому как лицо ее, поружовевшее от мороза, нынче бело совсем. И глаза потускнели.

Терпит, глупая. Но вот рыжий знает точно: если завоет, станет легче.

Упрямая.

Последние силы отдает, крепко сцепив зубы. Знать, и она в жизни натерпелась, не только Гай.

Он осторожно выводит святую мощь из тела девки, чтоб не повредить дитяти. А то спокойно. Лежит себе тихо под маткиным сердцем, да осторожно трогает крошечной ручкой живот: закончил?

- Закончил! - Откликается Ворожебник, усаживая обессиленную Яру на лавку у стены. А сам - Крайе. Я завершу обряд, вот только Нежег...

Старая каналья метается по горнице темной. И те двое, что муж с женою, пугаются. Знать, даже лишившись мощи, самими небожителями дарованной, чуют эманацию былую в старом теле. А та все думает:

- Не спасти нам Нежега. Час только потеряем...

Гай глядит на руны, что собрал. Достает ту, что подарила ему Пряха, считает. Числом семь. И, стало быть, наузу плести можно...

Только что дальше?