Ворожея

Кровь Яры чиста. И если выйдет она Чародейке навстречу, та найдет. Значит...

Чтоб сплести наузу, силою фермуару равной, мощь ворожебная нужна. Кровь тоже. И если так...

Мощь нынче осталась только в нем, значит...

Ворожебник закрывает глаза. Отворяет кровь. Разумеет, что после того, как жижу багровую отопрет, силы в нем не станет. Жалеет? Верно, нет. Потому как он и так мертв, и то всего лишь морок. Кончится - так готов он к тому, нет - еще лучше. И он сильнее распаривает бьющуюся нитку вены, что скачет напротив лезвию острому.

Кровь сочится поначалу легко, по каплям. А потом - вся разом словно бы. И перед глазами Гая мутнеет, слепнется. А потом и вовсе растворяется все кругом. Мир, изба родная. Люди, ненавидящие его так сильно, что нынче это чуется даже в воздухе. И сам он...

- Не гляди! - Крайя отводит Ярославе глаза да вкладывает дощечку-руну в ладонь узкую. - Ворожебник разумел, что так будет. Может статься, выдюжит...

- Ему бы помочь... - Яра заглядывает внутрь себя, пытаясь ощутить былое. Но в ней нынче все глухо, не откликается уж дар, к которому привыкла. И, стало быть, придется привыкать к другому. К травам вот снова, к плетению науз. Благо, старая знахарка научила.

- Поможешь, как справишься, - обещает Крайя, сама не веря словам своим. - Ему и Негу, которого Свят с Заринкой принесут. Многим... война скончится, и останутся раненные. А еще - отголоски Мора, что не уйдет сразу с Земли Лесной. Ты ж знахаркой будешь...

Она говорит что-то еще, уговаривает Яру. И та позволяет, потому как гул голосов и криков становится сильнее с каждой минутой, а время - на исходе. Вон уж и солнце садится за горизонт, и ей бы поспеть...

С первыми сумерками в избе ползет туманом несмелым тонкая тень. Прозрачная пока, слабая. Тень эта пробует подобраться ближе к людям, пробуя их жизнь на вкус:

- Сладка?

- Пшла! - Кричит ей Крайя. И уже - Ярославе: - Торопись, еще нити красить!

Яра сидит все на той же скамье, что у стены студеной. И отталкивает сапогом того, что подобраться пытается. Тать? Верно, он. Только еще не час. Поспеть бы...

Нити жгутся. Пытаются вырваться из рук, хватаясь зубами острыми. Горят. И ведь сила в них - огромная, не чета травяным. Сдюжить бы...

Нитей всего три, как учила ее Крайя. И плести надобно слева направо. Левую - вниз, от сердца. Затем ту, что посередине. И крайнюю.

Узлом скрепить, словом связать. И руной удержать. Какой?

Яра не разумела значения знаков. Выбирала сердцем. И первой легла та, что из копей Соляных привезена. Белесая, солью пропитанная. Гудящая...

Еще узел тройной. Тонкая вязь. Нити, что лежат в пальцах Ярославы, озаряются колером новым, словно бы с окрасом алым. Отчего? Яра не разумеет. Понимает только: это правильно, потому как те, что были, - мертвые. Эти же жизнью питаются. И отдадут ее, когда придет час.

Второй руной ложится та, что колеру охряного. Гладкая. Словно бы волосом русым выделана, как и у самой Заринки. Светлая...

Она озаряет что наузу саму, что горницу сиянием чистым. На миг глаза обжигает, но Ярослава слова святого не прерывает, помня наказ Крайи. И лишь продолжает шептать. А нити все вбирают колер живой, да горят ярче. Жгутся вот тоже, но нынче этот огонь - благостный, знакомый словно бы. Откуда?

Третьей руной Ярослава отчего-то выбирает свою. Золотистую. Она ложится ровно. И сила, что до этого пыталась вырвать наузу из рук девки, покоряется ей, стихает. Признает мощь заемную, да позволяет узлом закрепить.

Нынче нити покладисты, ярки. Гладкие, словно бы в полотне тонком. А оттого и плести становится удобней. И слова находятся сами собою.

Руна Крайи становится четвертой, забирая за собою ту, что принадлежала Ворожебнику.

А вот конец отчего-то выходит не таким, как всегда. Раздвоенным. И укладывает разом руны тех, что ютятся тихо в углу. Нареченных, среди которых - баба рудая да мужик светловолосый. Одна из рун словно бы пустая, слабая. Но то - морок, Ярослава чует это.

Оттого и связывает концы фермуара наузного меж собою.

Прислушивается. Получилось?

Фермуар гудит силой дивной. И Ярославе нынче не нужно быть ворожеей, чтоб чуять это. Нити вот пригожими вышли, ярко-алыми. Верно, прокрасила их Крайя...