Ему пришлось побираться, чтобы не умереть с голоду, пока он добирался до столицы. Прослышав о том, что из другого города специально прибыл молодой врачеватель, чтобы спасти принцессу, император велел тут же при-вести его во дворец, чтобы тот смог осмотреть больную. Сяо Хуй-лан обратился с просьбой:
— Завтра утром велите вашим подданным отправиться в сад и осветить весь лотосовый пруд. Надо непременно выловить огромного красного карпа и сварить из него суп. Это и будет лекарство для больной. Если принцесса выпьет его, она тут же поправится.
Император и хотел поверить в это, и сомневался. Тем не менее, он велел сделать все так, как велел лекарь. В результате карпа, который прятался на дне лотосового пруда под огромным плоским камнем, схватили. Его отварили и предложили принцессе. После первого глотка бульона она открыла глаза, после второго — начала говорить, а проглотив третий, она встала и сделала несколько шагов. Всего лишь после трех глотков девушка абсолютно поправилась. А император был настолько обрадован, что пожаловал юноше довольно высокую должность.
Весть об этих удивительных событиях достигла и ушей Да Хуй-лана. Услышав об успехах младшего брата, старший тут же бросился в столицу, чтобы "навестить родственника". Сяо был добрым и отходчивым малым, поэтому он не стал вспоминать старое, не стал упрекать, а подробно рассказал брату о том, что произошло с ним после падения в колодец. В сердце старшего брата вновь закопошилась зависть, и он подумал: "Другого шанса не будет!"
На следующий год, 16 числа 8 месяца, помня обо всем, что рассказал Сяо, его старший брат сам прыгнул в колодец и стал ждать, когда соберутся бессмертные. В полночь они появились, расселись по углам колодца и начали беседу. И вдруг Хань Чжунли воскликнул:
— Подождите, не говорите ничего, молчите! В прошлый раз мы были неосторожны, и человек, спрятавшийся в колодце, подслушал нас. В результате хотя карп-оборотень и уничтожен, зато это разозлило его наставника, черепаху-оборотня, и теперь эта черепаха постоянно досаждает нам. Чтобы впредь такое не повторилось, я предлагаю закопать этот колодец, и тогда никто не сможет спрятаться в нем, подслушивая наши разговоры.
И он первым бросил в колодец камень. Остальные последовали его примеру, и вскоре колодец был заполнен до отказа большими и маленькими камнями. Да Хуй-лан, естественно, оказался замурованным на дне, а колодец с тех пор стал называться колодцем восьми бессмертных.
В самом начале главы я упоминала недоговорку, которую хочу повторить в несколько ином варианте; и надо сказать, что это едва ли не самая популярная недоговорка, с нее начинаются почти все сборники этих народных перлов.
"Ба сень го хай — гэ сень ци нэн"
"Восемь бессмертных переправляются через море — каждый показывает свои способности". Это значит, "каждый вносит посильный вклад", "от каждого— по способностям".
На этом я заканчиваю тему "Восемь и четыре", которой были посвящены две книги, вишневая и голубая. Восемь бессмертных — самые популярные в народе герои, особенно — Тхе-гуай Ли, Люй Дун-бинь, Чжан Го-лао, но есть и другие, не менее популярные, либо наоборот, не очень известные, но чрезвычайно оригинальные. И встреча с ними — в следующих главах. Из четвертой, желтой книги вы узнаете, кто такие небесные двойники Хэ-Хэ, а также Лю-хар на трехлапой жабе — представители все тех же даосов. Познакомитесь с ламаистским "сумасшедшим" монахом по имени Цзи-гун, с потрясающей личностью, буддийским монахом Да-мо, который является основателем чхань-буддизма в Китае, и многими другими, яркими, эксцетричными, экзотическими, незабываемыми личностями, которыми так богата китайская история. В этой же книге вы познакомитесь и с основными религиями и верованиями китайцев, что вполне логично, учитывая ее героев.
V. ПХЭН-ЛАЙ — РОДИНА ВОСЬМИ БЕССМЕРТНЫХ
За несколько недель до того срока, когда я должна была сдать эту книгу в издательство, я получила приглашение мэра города Пхэн-лай посетить это место вместе с семьей.
Не знаю, запомнили ли вы, уважаемый читатель, после прочтения этого томика название — Пхэн-лай, или на нем не задержался ваш взгляд? Оно неоднократно упоминалось, означая место обитания небожителей, — то ли остров, то ли гору в океане.
Что касается меня, китаиста, то уже после первого упоминания его в какой-то из книг это слово приобрело надо мной какую-то особую власть, стало для меня притягательным, как символ чего-то прекрасного, хотя и недоступного, как самая смелая мечта.