Восемь бессмертных

Так, у меня долго стоял на полке лишь один Ли Тхе-гуай небольшого размера, с очень выразительным лицом. Самые тонкие и хрупкие детали статуэтки были отломаны, но это не сразу бросалось в глаза, а потому не портило фигурку. И только через несколько лет я "откопала" где-то еще одну, на этот раз — Люй Дун-биня, явно из этой же серии, на такой же подставочке. Позже — еще две фигурки выплыли на рынке старых вещей. Но полностью собрать всю компанию из этого набора мне пока не удалось.

Несмотря на то, что во всех книгах упоминается об отталкивающей внешности Ли-Железная клюка, мне кажется, художники, испытывая к нему симпатию, изображают его все же внушающим уважение, а не страх.

А теперь еще несколько историй из жизни Ли Тхе-гуая.

Как Ли продавал масло 

Много лет назад стоял город, в центре которого располагалось озеро Восьми бессмертных — естественный водоем. Город, окруженный горами, был таким огромным, что напоминал небольшую страну. Впрочем, горами он был окружен лишь с трех сторон, ибо построен был на берегу бухты.

К сожалению, его жители, несмотря на процветание всей страны и самого города, вовсе не были добрыми, а наоборот, отличались редкой злобностью, хитростью и жадностью, хотя были достаточно богаты.

В городе цвели сады, люди не ходили пешком, а ездили на сытых и холеных лошадях, над городом летали красивые птицы, а дикие звери подходили совсем близко к городским стенам. Женщины нарядно одевались и богато украшались, а мужчины сытно ели, проводили время в пирах и азартных играх. Самые экстравагантные таскали с собой не собачек или певчих птичек в клетках, а обезьянок на поводке. А любители женщин обзаводились целыми гаремами и ходили по городу, окруженные стайкой чаровниц.

Вино лилось рекой и в запрокинутые глотки выпивох, и на землю — из опрокинутых со столов бутылей и кувшинов, и никто не обращал на это внимания. Что же касается азартных игр, то в этом китайцев не может перещеголять никто. Просадив все наличные деньги, проигравший мог поставить на кон и дом, и жену, и собственного маленького сына.

Такое впечатление, что в том городе существовала индульгенция на разврат и распущенность. Боги были разгневаны, и Яшмовый император велел морскому дракону "спустить с привязи" наводнение, чтобы потопить всех жителей. Однако именно Ли Тхе-гуай возразил, заметив, что среди горожан, возможно, есть и хорошие люди, и будет несправедливо, если они погибнут вместе с негодниками. "Будь по-твоему, — согласился Яшмовый император. — Отправляйся в этот город и отыщи всех праведников".

В помощь Ли был послан еще один из восьми бессмертных — молоденький Хань Сян-цзы. Оба приняли облик нищих, чтобы в таком виде незамеченными проникнуть в город.

Они попали на оживленную площадь, которая и была центром бурной, беспечной жизни. В бесчисленных лавочках шла оживленная торговля, в многочисленных питейных заведениях пели песни или играли на деньги. Кто-то прогуливался, разинув рот, рассматривая все и всех вокруг; кто-то гордо вышагивал, демонстрируя себя и свое богатство. Кто-то натравливал, забавляясь, свою собаку на соседского кота; кто-то радовался щебетанию птиц, развешанных в клетках на ветвях деревьев, и спорил, чья канарейка пропоет без перерыва более долгую руладу; кто-то взвешивал сладости, кто-то отводил душу, пиная слугу…

И тут появились двое нищих, один — молодой, другой — старый, сутулый и хромой. Несмотря на зажиточность горожан, никто и не подумал поделиться пищей с несчастным худым стариком, опиравшимся на костыль. Тут у одной молодой матери ребенок, которого она несла на руках, справил большую нужду. Недолго думая, она отломила половинку сдобной булки и, подтерев попку малыша пышным куском хлеба, бросила его нищим.

Хань Сян-цзы подобрал булку и обратился к Ли: "На сей раз даже мое терпение истощилось. Мы можем использовать этот хлеб как доказательство крайней безнравственности и злобности горожан. Пожалуй, их все же стоит стереть с лица земли". Но Тхе-гуай Ли был старше и терпимее. Он решил придумать еще одно испытание для совести этих людей. На следующий день бессмертные приняли вид торговцев маслом и, прикрепив к коромыслам жбаны на веревках, сели посреди площади, призывая: “Масло, продается масло! Всего десять монет за полную тыкву и пять монет за два полных сосуда из тыквы?”

Народ бросился к ним со всех сторон. И хотя у всех дома было вдоволь масла, упустить такую дармовщину никто не хотел. Люди толкались, давились, спорили и ссорились. Наполнив одни емкости, бежали за другими. Несмотря на то, что сосуды на коромыслах были небольшими, масло в них не убывало. Остановить поток возбужденных людей было невозможно, и оба небожителя работали до седьмого пота, разливая черпачком масло в бесконечные банки и кувшины. Лишь наступившая ночь угомонила жителей города. Все они считали продавцов масла придурками, и каждый покупал по две тыквы, а не по одной, радуясь удаче. Лишь одна стеснительная девушка, протянув кувшинчик, произнесла:

— Вот вам десять монет, налейте мне, пожалуйста, тыковку масла.