Их голоса звучали как будто раздельно, но в то же время были едины. К ним присоединялись другие голоса, тоже шептали, вклинивались, рубили обрывками фраз:
«Помнишь Элеонору Викторовну из шестой? Повеси…»
«В девяносто второй, говорят, проститутки, да еще и эти, как их, пид…»
«На него уже три раза заявление писали, а все без…»
Тома и Ира шептали:
– Ты уже взрослая. Тебе не по пути с нами. Признайся. Тебе противно было собирать сплетни. У тебя иссякла фантазия. Или ты просто не хотела быть счастливой.
Шептали:
– Как тебе Дерево? Ты же боишься его, да? Всегда боялась. Тебе не удалось влюбиться в его величие, познать его силу. Только слабый страх внизу живота, когда видела белый свет, могучие ветви и плоды, что Дерево дает каждому из вас, несчастных.
Аня сидела в коридоре, обхватив голову руками. Она не могла уйти, не могла перебороть себя и отвязаться от голосов из-за двери. Они были правы: Аня устала каждую пятницу проводить в компании двух странных девиц, которые только и делали, что сплетничали о коллегах по работе. Ей не хотелось пить, не хотелось сидеть до поздней ночи. И уж тем более Аня не хотела больше собирать скользкие сплетни, похожие на червей. Она больше не верила в них, а Дерево казалось плодом больной фантазии.
Но с другой стороны.
Если подумать.
Когда еще Аня чувствовала себя по-настоящему хорошо и расслабленно? Когда ей удавалось уйти от давящих мыслей?
В соседней комнате, бывшей спальне родителей, лежала бабушка. Стоит пойти к ней – и начнутся хлопоты, начнется та самая жизнь, от которой Аня то и дело сбегала. Хочется этого?
– Если решишься, – шептали из-за двери, – мы покажем тебе настоящую жизнь. Раз тебе не надоело. Суровую, тэк скзть, реальность. А?..
Внезапно кто-то закричал. Потом еще раз и еще. Оба женских голоса поперхнулись и взвизгнули. Что-то ударило по двери, заскребло. Аня увидела, как вздулась пузырями обивка и вдруг изогнулся сверху металлический лист. Глазок с треском вылетел, упал к Аниным ногам, и из круглого отверстия полыхнуло ярким белым светом.
Полыхнуло – и угасло.
Где-то кричали, но крики эти были далекими и затухающими.
Аня поднялась, подошла к двери, осторожно дотронулась до защелки. Замочная личинка вывалилась Ане в ладонь, цепочка, звеня, упала на пол. Дверь приоткрылась от легкого порыва ветра.
У порога лежали лопнувшие Тома и Ира. По лестничному пролету разлетелись ошметки их одежды и кожи. Вывалившиеся глаза смотрели в разные стороны. В густой жиже, растекшейся из их животов, валил пар, а еще вывалились плотные белые семена в прозрачной пленке с прожилками.
Где-то громко захихикали, хотя пролет был пуст. Гулко загрохотал лифт, и Аня поняла, что он едет сюда, к ней. Сейчас подъедет, распахнет дверцы, и Аня увидит, что в кабинке лежат ее родители. Такие же вот лопнувшие, со светящимися черенками, торчащими из голов, со сползающей с лиц кожей и с семенами Дерева внутри.
Аня шагнула обратно в квартиру, но что-то удержало ее, вытолкнуло обратно. Вспомнив о Дереве, Аня не могла больше ни о чем думать. Надо было спуститься и посмотреть, что там происходит. Никогда еще за год Аня не позволяла себе заходить в подвал просто так, без свежих сплетен. Сейчас же Тома и Ира были «мертвы». А что с Деревом?
Лифт замер, дверцы его действительно отворились, но внутри никого и ничего не было, только ослепляющий белый свет, как в подвале. В этот момент из квартир на этаже стали выходить люди, похожие на тени. Это были люди из сплетен, сплетенные сплетнями, живущие за счет сплетен. Они бежали к лестнице, бежали вниз. Все вокруг наполнилось голосами, звучащими внутри Аниной головы:
«А я говорила, что ничем хорошим ее свидание не кончится!»
«Татуировку себе сделала знаете где?..»
«Правильно ей муж зубы-то вышиб. Я бы за такие слова и не то сделала!»
«А Ванька-то, Ванька! В проститутку влюбился!»
Аня побежала за людьми. На лестницах не горел свет, между этажами тоже было темно. Кое-где мелькали огоньки сигарет да светились экранчики телефонов.
«Фоткай, фоткай скорее!»
«Запощу сейчас, как эта обрыблая блюет!»
«Посмотри в чат, дурочка, там все написано о счастье!»
На последней ступеньке первого этажа Аня запнулась, едва не подвернула ногу. Пол под ногами был покрыт чем-то влажным, чавкающим. Пахло сыростью и было душно.
У почтовых ящиков жалась к стене девочка. У нее в руках подмигивал телефончик, свет от экрана делал лицо бледным и большеглазым.
Мимо девочки и даже как будто сквозь нее проходили безликие люди – к распахнутой двери в подвал. В подвале не было привычного белого света, а только мелькали блики телефонов, и в этих бликах судорожно извивались тени. Аня зашла, пригнувшись, и увидела вокруг опавшие листья, обрубки ветвей, лопнувшие плоды и много-много семян. По полу растекались темные вязкие лужи. Кругом суетились безликие люди, фотографировали, курили, смеялись, охали, кричали, а все вместе – сплетничали.
У Дерева стоял мужчина в шортах и резкими быстрыми ударами рубил ствол. На плечах его сидел пацан. Он царапал мужчине лицо, рвал волосы, грыз зубами уши и шею. Он кричал: