Глеб махнул рукой и уставился на Валерку. У Валерки покраснели кончики ушей и нос.
Еще одна мысль закралась в голову. Была она лучше, чем предыдущая.
– А ты хирург? – спросил Глеб.
– Почти, – ответил Валерка. – А что?
Глеб подумал, что совершенно ничего о Валерке не знает. Разве что видел его комнату – забитую разными вещами под завязку, будто Валерка коллекционировал чужую старую одежду: шапки, джинсы, юбки, брюки, рубашки, туфли – мужские и женские, кроссовки всякие. Все это частью валялось у него под подоконником и под столом, а частью было разложено по полкам, что висели одна над другой до самого потолка по периметру комнаты.
– Пойдем. Дело есть.
Мысль провернулась в голове, как тугая шестерня, и встала в правильное место. Глеб потащил Валерку по коридору и вдруг совершенно ясно ощутил, что вокруг пахнет тухлыми яйцами, мочой, гнилью.
Двери с двух сторон были приоткрыты. Радио сипело и хрипело. Женский голос причитал: «Это мышь в трубе сдохла! Не может так просто вонять!», а из другой двери: «Гнилой ты человек, Мясников!» и еще: «Полы надо вскрывать! Там труп спрятан, точно говорю! Уже и разлагается! Душок-то какой!»
– Давай, Валерка, скорее, – заторопился Глеб. – Только ты мне теперь и можешь помочь. У тебя водка-то в комнате есть?
– Водка? А как же.
У Валерки в комнате царил беспорядок и остро пахло какими-то лекарствами. Стопки потрепанной одежды, рядки пустых бутылок, журналы, пивные банки – среди этого хлама Глеб вышагивал как по минному полю.
Он закрыл дверь на щеколду и начал отдирать от живота скотч. Тупая внутренняя боль пробежала по позвоночнику до затылка.
– Доставай водку и инструменты!
– Какие инструменты? – не сообразил Валерка.
– Медицинские, само собой, – отчеканил Глеб. Он старался придерживать расползающийся живот руками. – Скальпель, там, нитки всякие.
Валерка обхватил голову руками, пробормотал заплетающимся языком:
– Я же говорил, что не хирург, – но все же метнулся к небольшой тумбочке у батареи и действительно достал аптечку с большим красным крестом на крышке.
Глеб обрадовался. Главное – не оставить запаха. Потом наступит спасение, новый шанс, новая жизнь. И уж он-то постарается ничего больше не испортить.
– Теперь слушай, – сказал Глеб. – Тебе нужно будет разрезать меня вот отсюда досюда, вытащить внутренности, выскрести, как рыбешку, чтобы ничего не осталось, улавливаешь?
– То есть как? – Валерка, достающий из аптечки скальпель, затрясся всем телом. – Убить вас, прямо здесь? Глеб, я же говорю, у вас депрессия. Надо к врачу. Не надо самоубийства.
– Технически я уже мертв! – Глеб нащупал взглядом бутылку водки на столе, подошел, разлил по двум стаканам. Один протянул Валерке. Живот при каждом шаге болезненно натягивался и должен был вот-вот разойтись вновь. – Ты просто этого не видишь. А надо, чтобы увидел. То есть меня по-настоящему вычистить нужно. Как положено. Да ты не дрейфь, все будет нормально.
Он даже рассмеялся, хотя на Валерку это не произвело впечатления. Глеб посерьезнел.
– Пей, – коротко сказал он. – Мне отступать больше некуда. Или очиститься от гнили, или быть наживкой. А я так-то пожить еще хочу. Исправить жизнь.
Валерка подчинился и выпил целый стакан водки чуть ли не залпом, покашливая и обильно потея. Взгляд его окосел. Валерку почти сразу же начало шатать.
– А теперь – режь! – велел Глеб мрачно.
И Валерка, нисколько не сопротивляясь, вонзил скальпель в пупок и начал разрезать настоящий Глебов живот. Лезвие прошло ровно по тому же месту, где был невидимый разрыв. Кожа расступалась быстро, поддаваясь. Глеб ощутил скальпель внутри себя, понял, что у него что-то рвется, что-то лопается, а потом внутренности вывалились, растянулись до пола кольцами, источая густую вонь. Валерку стошнило под ноги, он отступил на шаг, но Глеб схватил его за запястья и прорычал:
– Не останавливайся!
– Надо было пол застелить! – взвыл Валерка, шлепая ногами по красно-желтой вязкой жидкости. – Как это теперь отмыть? Я никогда не убивал в этой комнате!
У Глеба подкосились ноги. Он плюхнулся на зад, упершись руками в пол. Ему казалось, что вместе с внутренностями из тела уходит жизнь. Легкие больше не гнали воздух, сердце не качало кровь, желудок давно где-то потерялся, почки валялись под Валеркиными ногами. Еще один последний вздох, и все, и прощайте.
Но он не умер, а будто провалился в сладкую липкую полудрему. Глеб видел Валерку, который, разойдясь, с остервенением выдергивал из тела сосуды, рвал кишки, срезал с ребер ткани. А еще он увидел за спиной Валерки, в окне, большой радужный глаз белой рыбы. Она наблюдала за Глебом, выжидала. Хотела сожрать его, потому что не было для белой рыбы никого вкуснее, чем испуганный гнилой человечек.
Он вспомнил, как торопился вчера домой, но не на Фонтанку, а глубже, на 3-ю Красноармейскую, за Техноложкой. Там его ждали Верка и сын, там была его настоящая жизнь, в нормальной квартире, а не в этой, насквозь искусственной и шаблонной коммуналке, которую он почему-то ненавидел, хотя даже не понимал, как тут оказался.