– Ты так странно исчезла тогда, – напомнил он, справившись с управлением. – Честно говоря, я даже пытался узнать о тебе через госпиталь, но мне ответили, что не видели никого, похожего на тебя по описанию…
– Я не была там, – подтвердила Лада, поворачивая расположенное рядом с ней зеркало заднего обзора так, чтобы видеть Наумова. Полковник сидел, напряженно глядя в окно, и, похоже, ничуть не интересовался завязавшимся разговором. – Извини, Семен, я солгала тебе тогда, на Земле. Но я не жалею… – Ее голос прозвучал глухо и взволнованно, мгновенно растеряв всю свою жесткость.
– Не жалею, потому что иначе меня бы не было здесь… – спустя несколько секунд добавила она.
– Наша встреча на Земле и твой прилет сюда как-то взаимосвязаны?! – искренне удивился Семен.
– У меня были большие проблемы… – Казалось, голос Лады блуждает в бездне каких-то, ведомых только ей воспоминаний. Он звучал глухо и неровно:
– В тот день, когда мы встретились, я стала невольной свидетельницей твоего разговора с отцом, – призналась она, а Семен, который вовсе не вызывал ее на откровенность, вдруг почувствовал себя не совсем удобно, словно злой шутник, переодевшийся в рясу священника и затаившийся в кабинке для исповеди…
– Тогда мне все казалось черным, весь мир вокруг меня сжимался мрачным кольцом безвыходности. – Она запрокинула голову, задумчиво глядя в окно, на удаляющуюся группу многоэтажных домов, меж которых все еще маячил силуэт сбитого вертолета. – У меня никогда не было настоящей семьи, и обо мне никто не заботился так, как твои родители о тебе. Я ни во что не верила и ничего не ждала от жизни. Твой отец задел меня за живое – он нарисовал Ганимед такими красками, каких я не встречала в своей жизни. Я подвержена влиянию логики, – с ноткой безжалостности в дрогнувшем голосе призналась она. – Он убеждал тебя, но я слышала ваш разговор, и Ганимед остался в моем сознании именно таким, как он преподносился тебе. Мечта… – Она усмехнулась, наверное, осуждая собственную наивность. – Мир, населенный умными, гармоничными людьми. Мир без войны, ненависти, нищеты и злобы. Он вошел в мою душу, как драгоценный образ, и я уже не смогла избавиться от него. – Глаза Лады вдруг потемнели. – Понимаешь, мне нипочем было не попасть сюда обычным порядком, даже в том случае, если бы я каким-то чудом нашла нужную для полета сумму денег. Поэтому, когда мне предложили улететь, пусть инкогнито, для участия в операции военного ведомства, я колебалась только в одном – на Земле оставался единственный дорогой мне человек. – Она на секунду умолкла, будто собираясь с силами для следующей фразы…
Семен тактично промолчал, лишь изредка поглядывая в ее сторону на ровных, не требующих повышенного внимания участках дороги. Он чувствовал, что ей необходимо выговориться. Не зная ни одной из тайн ее жизни, он, как тогда, на парковочной площадке перед госпиталем, вдруг почувствовал: она одинока и беззащитна, хоть и носит военную форму и может, не дрогнув, сбить огромный боевой вертолет двумя точными, смертельными выстрелами… Было в ней что-то располагающее, человечное, хотя проступало это «что-то» совсем внезапно и тут же исчезало под напряженной, наигранной маской безразличия к собственной судьбе…
Он не знал, о каком человеке идет речь, но понял, что тот действительно был ей дорог, как никто другой в этой жизни…
– Когда он умер, до старта «Альфы» оставалось меньше месяца… – дрогнувшим голосом продолжила она. – Я была в отчаянии, вместе с ним окончательно погиб мой мир. Моя душа… Единственное, что осталось во мне, – это скорбь, безысходность и та мечта, которую заронил в мою душу твой отец. Поэтому я согласилась… Но я не собиралась выполнять никаких миссий или поручений. Я просто хотела отсечь от себя все прошлое, забыть его, начать новую жизнь в новом мире… – Произнося эти слова, Лада смотрела куда-то в сторону, мимо проносящихся за ветровым стеклом пустынных пейзажей Ганимеда. – Как видишь, не получилось… – со вздохом заключила она. – Меня встретил мертвый, пустой мир и вертолет с «Гарри Трумэна», которым управлял свихнувшийся пилот…
Пока она говорила, впереди показались огни космопорта. Под колесами внедорожника гулко и мягко застучали стыки огромных бетонных плит, которые выстилали отведенный под посадочные поля участок равнины. Вдалеке появились и начали стремительно расти фигурки людей, освещенные резким, неприятным светом бьющих со специальных решетчатых вышек прожекторов.
– Езжай к диспетчерской, – попросил Наумов, тронув Семена за плечо. – Мне нужно связаться с «Альфой» и с кем-нибудь из руководства колонии.
Семен кивнул, резко повернув вправо. Теперь они ехали мимо длинных взлетно-посадочных полос, в конце которых возвышались ребристые ангары для «Буранов». Подле одного из ангаров суетилась группа людей, человек в двадцать. Многие из них бегали вдоль огромных полуоткрытых створов, размахивая руками и что-то крича. Издалека эта суета казалась безобидной и немного нелепой, но опытный взгляд Наумова сразу же дал ей точное и безжалостное определение – паника.