Восход памяти

Константин встретил Марианну в своем рабочем кабинете. В руках он держал два распечатанных приглашения на перформанс Рад-Х. На билетах значилось время: 16:00.

– Я ждал тебя раньше, – сказал Константин. – Надо бы успеть до того, как в особняк набежит толпа.

– Я готова, – сказала девушка. – А где же твой хваленый домушник?

– Сейчас я вас познакомлю.

Константин сделал приглашающий жест, и Марианна повернула колеса в направлении достопамятной кушетки. На кушетке развалился молодой паренек. Он, лежа на спине с запрокинутой головой, мерно похрапывал, приоткрыв рот; с уголка губ стекала слюна.

– Он что, спит? – удивилась Марианна.

– Как видишь. Ему надо было дать выспаться, чтобы он смог проявить себя в полной мере. Видишь ли, он страдает бессонницей. Ночью ему не спится, а днем измотанный организм берет свое и юноша впадает в микросны, то и дело вываливается из реальности, сам того не замечая. Он уже успел отбыть срок в колонии, после того как попался на квартирной краже – заснул, когда следовало отключить сигнализацию, тут же об этом забыв. Я погружаю его в гипнотический сон, чтобы он набрался сил и продолжительное время мог находиться в осознанном состоянии, и так до следующего сеанса.

– Кого-нибудь понормальней ты конечно же не смог найти? – упавшим голосом задала Марианна риторический вопрос.

Константин и не думал реагировать. Вместо этого он начал считать в обратном порядке от десяти. Он, дойдя до единицы, громко щелкнул пальцами, и спящий разомкнул веки, уставившись невидящим взором в потолок.

– Включился! – сказал Константин, проводя рукой перед лицом разбуженного юноши.

Молодой человек тотчас встрепенулся, поднялся и сел, свесив ноги с кушетки.

– Ух… – выдохнул он, сцепив руки за головой. – Спасибо, док! Выспался!

Паренек был кудрявый, рыжеволосый, с забавным веснушчатым лицом и глазами слегка навыкате.

– Марианна, позволь представить тебе Степана! Степан, познакомься, это Марианна!

Степан картинно расшаркался, после чего схватил Марианну за кисть, клюнув ладонь носом – с виду сошло за поцелуй. Марианне стало смешно. Степан мог в принципе не выделываться – один его вид отчего-то вызывал веселье, может быть, потому что сам он лучился радостью, сердца таких людей всегда распахнуты, невзгоды не покрывают их коростой, такие люди навсегда остаются детьми.

– Друзья, нам пора! – покровительственно произнес Константин, на контрасте с беззаботным Степаном казавшийся неестественно серьезным.

На самом деле его всерьез заботило одно обстоятельство, о котором умолчал. Накануне его вызвал следователь, тот, что вел дело доктора Мансурова. Скорее это был не вызов, а неофициальное приглашение. Дело в том, что Мансуров находился под замком в стационаре психиатрической больницы, где, судя по всему, никто, кроме следователя, его не навещал. По словам полицейского, последний раз они виделись с Тимуром Сардоковичем пару недель назад. Злодей, как называл Мансурова следователь, оказался совсем плох – начисто перестав понимать, о чем его спрашивают, нес какую-то околесицу, что его обманули, принудили, про маршрутку какую-то толковал, – все бессвязно и неконкретно. Следователь решил без толку не тратить время и прекратил посещать больного, позабыв при этом кое о чем. В последний его визит лечащий врач Мансурова походя вручил следователю конверт с заранее подготовленным письмом, написанным Мансуровым мягким карандашом под личным присмотром врача. Доктор также сообщил следователю о настоятельной просьбе пациента передать письмо Константину Плотникову. Следователь, разумеется, вскрыл конверт. В конверт, сделанный собственноручно пациентом, с рисунком его же исполнения, был вложен листок бумаги с неразборчивыми каракулями. Он, сочтя письмо неважным бредом больного на голову, тут же о нем позабыл, по возвращении в отделение окунувшись в насущные дела. По прошествии времени разгребая бумаги, следователь натолкнулся на забытое послание, решив, что неплохо бы все же передать его адресату. Константин смог явиться к следователю только утром 11 ноября, в тот день, когда время было особенно дорого. Он, взглянув на письмо – листок бумаги, исписанный совершенно нечитаемым почерком, – ответил следователю, что так же, как и он, не догадывается о его значении. Однако Константин, забрав письмо с собой, пообещал себе на досуге поразмыслить над его смыслом. Он раскрыл конверт в машине, вновь взглянул на замысловатые закорючки. Не разобрав ни слова, вновь убрал письмо в конверт, положив в карман. Время никак не позволяло отвлекаться на расшифровку письма – бумага могла подождать, а поездка в Кратово вместе со Степой и Марианной – нет. В результате письмо было оставлено до лучших времен. Но червь сомнения в том, что, откладывая письмо до поры, он поступает в корне неправильно, с тупой навязчивостью шевелился в уме Константина. Оттого-то он и хмурил брови, был мрачен, серьезен и особенно критичен.