Восхождение на Макалу

Альпинисты надевают резиновые шланги на вывод редукционного клапана. Другой конец шланга ведет к дыхательному клапану маски, а посредине вздувается баллончик, содержащий животворный газ. Перед этим отвинчивается пробка баллона, а на ее место плотно навинчивается редукционный клапан — самая сложная, важная и дорогая деталь всего кислородного аппарата. Как явствует из его названия, он призван снижать давление — с двухсот и выше атмосфер внутри баллона до такого уровня, который обеспечивает приток от одного до пяти литров в минуту, в зависимости от того, на какую отметку шкалы альпинист установит регулятор. Манометр, вмонтированный в редукционный клапан, показывает давление газа в баллоне. Таким образом, во всем аппарате редукционный клапан не только самая сложная, но и самая уязвимая деталь. И мы дышать на него боялись, держали в технической вате в специальных коробках из твердого картона. И все-таки иногда стекло манометра разбивалось, из резьбового соединения выпадала резиновая прокладка и пропадала бесследно, от нервного, чересчур сильного закручивания сбивалась резьба, и клапан становился негодным. Все это может случиться и на семи- и на восьмитысячной высоте, где координация мелких, точных движений нарушена, где пальцы мерзнут даже в рукавицах и где все помыслы устремлены совсем на другое, а не на какую-то вроде бы ничтожную детальку современной техники.

Альпинисты установили клапан для подачи кислорода на два-три литра, надели маски и начали подниматься сине-белой тропкой к лагерю 5.

Поднялись до высоты пятого лагеря — благодаря кислороду всего за три часа, — поставили здесь палатку и пошли дальше, чтобы как можно выше подготовить маршрут восхождения к южной вершине Макалу.

Самым тяжелым на всем ребре и самым долгим был участок между третьим и четвертым лагерями. Возможно, следовало бы четвертый лагерь разбить ниже, чтобы этот чрезвычайно трудный отрезок был покороче. К сожалению, в переплетениях ребер, стен, гребней, башен и траверсов не нашлось другого удобного места. И так приходится восходителям взбираться до лагеря 4, который был, есть и всегда будет поставлен там, где он стоит, пока альпинисты не станут пользоваться дюралевыми конструкциями для создания искусственных площадок — ведь их можно будет укреплять даже на крутизне.

Итак, Милан, Михал и Карел быстро поднялись, и к восьми часам они уже над пятым лагерем. Мы думали, что, пожалуй, нет нужды прибегать к кислороду уже на высоте 7300 метров. Но у нас был излишек его — пятьдесят шесть баллонов, частично новых, наполненных во Франции, а частично уже использованных в 1973 году, наполненных кислородом в Чехословакии. Однако их не удалось зарядить до нужного давления, то есть до 220 атмосфер. Манометр еле-еле дотягивал до 180, а на морозе и того меньше. Но все равно запасы кислорода были достаточны и позволяли иметь большие резервы в базовом лагере для больных; для тех же целей кислород был доставлен во все промежуточные лагеря. Почти половина — двадцать четыре баллона — была предназначена для самых высоких лагерей и для обеспечения восходителей при покорении самой вершины.

На этот раз мы разбили лагерь 5 под черной стеной, или, скорее, под скальным порогом, подъем к которому проходил по последнему из снеговых гребней. Вплотную к скале была поставлена вторая палатка, вход к входу с первой, как это принято в высотных лагерях, чтобы люди были рядом и могли передать из палатки в палатку чашку чая, редукционный клапан или таблетки ноксирона. Пространства для прогулок, хотя бы ограниченного, тут не было, как, впрочем, во всех лагерях начиная с третьего.

Альпинисты обошли черный барьер и справа поднялись на крутой фирн, на котором прежде стоял чехословацкий лагерь 5.

Все покрывает снег, фирн, лед и новая сверкающая на солнце пороша, уплотненная ветром до хрусткого наста, ломающегося под ногами восходителей. Все покрыто этим белым сияющим ничто. Оно постепенно тускнеет, когда на восточном склоне восходящий поток разреженного воздуха приносит с собой тучу испарений и ледяных кристалликов, которая заслоняет солнце. Альпинисты обошли это печальное место с восточной стороны и быстро, если можно говорить о скорости на высоте 7900 метров, направились за гнейсовую грань восточной башни. Милан шел первым, за ним Михал и Карел. Они не оглядывались, не хотели оглядываться. Работали автоматически с веревками, крючьями, ледорубами, карабинами, усмиряя собственное сердце, молча укрепляли страховочные веревки, — и вот они уже за гранью башни.

Михал, не считаясь с сильно бьющимся сердцем, не считаясь со своим положением, которое не переставало быть реальностью, — Михал все-таки оглянулся.

В этом сияющем ничто, постепенно переходившем в тоскливую белизну хмурого неба, из-под этого печального снега торчали желтая верхушка кислородного баллона, несколько камней серо-черного выжженного гнейса и серебряная, безнадежно сломанная жердь палаточной конструкции.