Восхождение на Макалу

Весной 1954 года к подножию Макалу прибыли участники экспедиции Новозеландского клуба альпинистов под руководством Эдмунда Хиллари. Калифорнийская гималайская экспедиция под руководством физиолога Уильяма Сири также устроила базовый лагерь в Барунской долине. Немногочисленная новозеландская экспедиция покорила многие вершины и чуть было не нашла дорогу к вершине Макалу. Американцы сделали попытку достигнуть вершины по южному гребню, но из-за серьезных технических трудностей и наступления периода муссонных дождей им пришлось отказаться от восхождения.

В том же году после летних муссонных ливней в долину у подножия Макалу прибыла французская исследовательская экспедиция под руководством Жана Франко. Экспедиция совершила восхождение на Макалу II (7640 метров) и на Чомолонзо, которая поднимается на высоту 7790 метров уже на территории Тибета. С этих вершин альпинисты нашли наиболее простой путь к вершине Макалу: через перевал Макалу Ла (7400 метров), потом по северным склонам с тибетской стороны прямо на восточный гребень и оттуда на вершину. Весной следующего года другая французская экспедиция, во главе которой снова стоял Жан Франко, прибыла в Барунскую долину, и Макалу перестала быть девственным восьмитысячником. На вершину при самых благоприятных условиях, в каких когда-либо проходили экспедиции в Гималаях, ступило девять членов экспедиции. Это выдающееся достижение в гималайском альпинизме.

В последующие пятнадцать лет непальские власти не давали разрешений на восхождения.

Только весной 1970 года путь к горе вновь оказался свободным. Организуется многочисленная японская экспедиция под руководством Йогеи Итоги и Макото Хара, в составе которой были даже две альпинистки: Наоко Накасеро и Йоко Ашиия. С большими трудностями экспедиция достигла вершины по юго-восточному гребню, который пытались покорить американцы.

В следующем году к Макалу опять прибыла французская экспедиция во главе с Робером Параго и взошла на вершину по почти отвесному западному ребру. Это прекрасный острый гребень с безмерно тяжелыми участками восхождения по льду и скалам. Осенью 1972 года югославская экспедиция, руководимая Алешем Кунавером, предприняла попытку покорить южную стену Макалу. Маршрут восхождения по отвесной стене предполагал на подступах к вершине идти по западному, «французскому», ребру, но внезапный приход зимних муссонов, холод, метели и массы свежевыпавшего снега прервали восхождение югославов почти у самой вершины.

И вот в 1973 году перед вратами, ведущими к Макалу, стоит чехословацкая альпинистская экспедиция. Ею руководит Иван Галфи, обладающий опытом экспедиций в Гиндукуше и на Нанга Парбат.

Конечно, жители Седоа и Бункина, пастухи и их стада коз, овец и яков с незапамятных времен знают дорогу в Барунскую долину. В долину, которая на юго-востоке, где Барун Кхола впадает в Арун, становится глубокой и почти непроходимой, с юга ведет самая короткая дорога. Но альпинисту, который приехал за тысячи километров из Европы и прошел пешком двести километров вдоль реки Арун, Барунский перевал представляется таинственными вратами в неизведанное.

Если читателя утомляет долгое описание мелочей и тягот пути, он может пропустить страницу или отложить книгу. Мы не могли сделать ни того, ни другого. Мы должны были идти дальше.

18 марта, пятнадцатый день пути из Дхаран-Базара. После ночи в джунглях мы шагаем по лесу, лишенному листьев. Он похож на рисунок карандашом. Мы шагаем прямо по цветам орхидей, как девочки, участвующие в празднике тела господня, правда слегка одичавшие от усталости и близости гор. Носильщики гонят овец и ягнят для жертвоприношения, которое состоится, когда мы доберемся до Барунской долины. Несмотря на спускающийся с гор холод, носильщики полунагие и босые, потому что они члены аскетической и дикой секты тяжелого труда, кашля и вздохов; символ самоотречения их секты — перекинутый через лоб ремешок экспедиционного груза. Они идут вверх, к перевалам, над которыми стоят черные тучи, к перевалам, за которыми скрыта долина обетованная, не имеющая для них никакого значения. Потому что их призвание — дорога, а не цель ее.

Караван покидает заросли волчьей ягоды. Аромат кустов дурманит, и голова кружится от воспоминаний о весеннем лесе где-нибудь у Карлова Тына, там волчья ягода издает благоухание, столь отличное от запаха воскресного шоссе.

Мы шагаем через заросли рододендронов, настолько густые, что холодное оружие в руках мужчин неустанно ударяется о твердое дерево, которое не выделяет смолу. Ярко-алые цветы рододендронов, как будто бросающих вызов, который остается неуслышанным, режут глаз, как пятна крови из разодранных ступней носильщиков на белом снегу.