Восхождение на Макалу

Только смех и веселые разговоры слышатся над цепочкой носильщиков. Под босыми ногами подтаивает фирн. Не плач, а веселые песни вылетают из груди, сдавленной тридцатикилограммовым грузом. Печаль появляется в глазах, когда бушует снежная буря, когда посиневшие ноги стерты до крови. Мужчины и женщины с безнадежной покорностью стоят, не в силах даже дрожать от холода и сырости. И когда женщин тошнит от высоты и усталости, раскосые глаза их приобретают извиняющееся выражение.

Под свист метели мы разбиваем лагерь на высоте 3600 метров. Здесь мы проведем три ночи, здесь мы расстанемся с носильщиками, заново упакуем и распределим багаж, здесь снова начнутся раздраженные дискуссии с шерпами, которые, впрочем, закончатся катанием на лыжах.

21 марта 1973 года, в первый весенний день, мы преодолеваем Барунский перевал.

Стоя на первом взлете гребня, острого, как гребень Рогачских гор, мы смотрим на Макалу, все такую же далекую. Горизонт на севере заслоняют серые тучи страны, где до сих пор царит зима.

Мы успокоились, определившись в мешанине времен года. Погода напоминает чешский январь и февраль. Мы радуемся, ожидая весну, не зная, что через несколько дней весна кончится и мы снова очутимся среди трескучей зимы.

На покрытом снегом альпийском лугу устроен перевалочный пункт. Около сотни носильщиков за три дня доставили сода все экспедиционные грузы, сложив их под нейлоновым полотнищем. И вот уже цепочка носильщиков вьется вверх по крутому склону к седловине Туру Ла на высоте 4200 метров. Свет солнца прорывается сквозь тучи и робко освещает замерзшую поверхность большого озера. Носильщик за носильщиком — длинная змея каравана ползет дальше к перевалу Кеке Ла, расположенному ниже, на высоте 4140 метров.

Угрюмой и заснеженной открывается пред нами долина обетованная, глубоко врезавшаяся в черные скалы Больших Гималаев.

Снежная крупа сыплется из низких туч, дует ледяной ветер. Почтовый скороход Анг Пхурба останавливается около маленькой каменной пирамиды. Не найдя флажка или ленты, которые, развеваясь на северном ветру, возносили бы за нас молитву, он использует запасной шнурок от альпинистских ботинок. Красный шнурок, серый камень и белый снег складываются в трехцветный символ веры, надежды и радости.

Анг Пхурба произносит слова молитвы, сморкается известным способом без помощи носового платка, и мы спускаемся по каменистым склонам все ниже и ниже, на тысячу метров вниз, в рощи рододендронов, наполовину засыпанных снегом.

Мы перешли заветную черту, жившую в наших мечтах месяцы и годы. Наконец сон стал явью. Мечта материализуется в виде снежной пороши и промерзших камней, в виде промоченных кроссовок носильщиков и их босых ног, к которым прилипает заледеневший снег. Мечта приобретает сумрачную определенность января после мешанины из всех времен года. Реальность негостеприимна.

Все время падает снег, спуск бесконечен, мы тонем в снегу. Иван скатывается с седла на металлических лыжах и исчезает в хвойном лесу.

В этот вечер шерпы разбивают лагерь в Момбуке — романтическом уголке на северном склоне горного массива, через который мы только что перевалили. Алюминиевыми лопатками расчищаем место для палаток на крутом склоне. Прежде чем раскатать пол палатки, стелем под него хвойные ветки. Место кажется неприветливым из-за пронизывающего холода, усталости и едкого дыма кухонного очага, снег подтаивает, солнце скрыто тучами, из них сыплется ледяная крупа. Не будь солнце скрыто тучами, его все равно загораживали бы высокие стены гор. Тем не менее зеленые плауны и лишайники пропитаны влагой, и робкие первоцветы предсказывают, что наступит время, которое мы привыкли называть весной. Правда, здесь все относительно. Через сколько времен года мы уже прошли после того, как на аэродроме в Праге сняли зимние пальто! Истекла уже четвертая или пятая часть времени экспедиции, а мы все еще в пути к далекой цели, холодной, покрытой льдом.

Благоухает хвоя, пахнет свежестью снег. В палатке, с потолка которой капает конденсированная влага дыхания, холодно. Весь лагерь кашляет, когда утром на противоположной стороне долины восходит солнце, а над черно-зелеными макушками елей сияют белые пики Гималаев.

Ели в долине Баруна относятся к виду Abies spectabilis. Это самые красивые из хвойных, какие я видел в своей жизни. Горизонтальные ветви этих удивительно стройных деревьев опушены темно-зелеными благоухающими иголками. Нижние ветви искривлены, с них свисают бороды лишайников. Серебристая кора, вся в трещинах, кажется красновато-коричневой. Зелень елей будет сопровождать нас несколько дней до верхней границы леса, своим запахом вызывая тоску по северным лесам. Маленькие деревца, которыми густо заросли полянки, могут стать чудесными новогодними елочками. Люди из Седоа будут рубить с них ветки для костра и шалашей, и от стройных деревьев останутся голые стволы с хохолком зелени на макушке, похожие на доисторические хвощи.