В то лето в Доломитах лило как из ведра. Нам не хотелось вылезать из теплого автобуса, но руководитель нашей маленькой экспедиции Владимир Прохазка, по прозвищу Хрущ, был неумолим. Он выгнал нас под ливень в селении Маззин. Через минуту мы промокли до костей, шагая с тяжелыми рюкзаками и тюками, в которых были палатки, веревки, спальные мешки, консервы, плитки, крючья и прочее альпинистское барахло.
По узкому горному шоссе, по белому известняковому щебню струились потоки дождевой воды, и мы были единственными восходителями, поднимавшимися к пикам горной группы Катиначьо. Все остальные с удивлением и усмешкой взирали на нас из автомобилей, преодолевавших крутизну шоссе с урчанием и тарахтеньем, характерным для «фиатов».
Дойдя до леса и найдя место для лагеря, мы поставили палатки на совершенно мокрой траве и развели костер из совершенно мокрых дров. Нам удалось и то и другое, несмотря на то, что все время лило, потому что мы были не только альпинистами, но и охотниками.
Мы не завидовали итальянцам, которые на машинах доехали до самого горного приюта, а на следующее утро — прямо к месту восхождения на стену. Мы не завидовали им и вечером, когда они после восхождения спускались к самым дверцам своих машин, залезали в них и, переодевшись в сухие свитеры пастельных тонов, попивали кофе из термоса и слушали радио.
Мы сматывали мокрые веревки в мокрые рюкзаки, и сами, мокрые как мыши, возвратившись в холодные палатки, забирались во влажные спальные мешки, а итальянские альпинисты, спустившись по серпантинам в Больцано, Тридент, Верону или Милан, проводили вечер в кино или в баре.
Впрочем, для того чтобы найти подобные примеры, необязательно ездить в итальянские Доломиты.
Конечно, читатель понимает, что альпинизм современный отличается от альпинизма того времени, когда впервые были покорены Монблан и Маттерхорн. Восходители ставят перед собой определенные цели и выбирают средства для достижения этих целей. Потому что альпинизм стал игрой.
Это касается и экспедиционного альпинизма. Правда, до сих пор никто не установил правил игры. Поэтому остается открытым вопрос, можем ли мы досадовать на итальянцев, которые, в то время когда проходила чехословацкая экспедиция на Макалу, покорили Эверест с применением самой современной техники, скоростных транспортных средств и с помощью большого числа людей — восходителей и носильщиков.
На юго-западном ребре Макалу мы поднимали вверх палатки, запасы продуктов, кислорода и устраивали лагеря 1, 2, 3, 4 и 5, слушая по вечерам сообщения непальского радио о восхождении итальянцев на Эверест. Мы узнавали о том, что итальянские альпинисты ежедневно получают из Катманду свежие фрукты и овощи, мы знали, что они могут каждый день связаться по радио или по телетайпу через Катманду с Римом, с родиной, с семьей.
Мы испытывали смешанные чувства. Потому что и мы с удовольствием отведали бы свежих бананов и апельсинов, с удовольствием приготовили бы себе салат из помидоров и огурцов. Возможно, мы бы не отказались нарушить неписаные правила экспедиции.
В противоречивости наших чувств таилась условная граница, отделяющая экспедиционный альпинизм от неэкспедиционного. Весьма подвижная граница, потому что и на Петршин можно подняться от здания Центрального комитета Чехословацкого союза физического воспитания, находящегося в Праге на Поржичи, экспедиционным образом, устраивая промежуточные лагеря на Уезде и на Небозизке.
Экспедиция тоже игра, хотя и серьезная. Иногда очень серьезная, но она никогда не должна превращаться в драму.
Конечно, читатель ищет в альпинизме и то и другое. Авторы книг об альпинистах и сценариев фильмов с удовольствием утоляют их жажду. Поэтому мы снова и снова сталкиваемся с вопросами: «Происходили ли с вами романтические, волнующие, опасные и драматические события?» А ведь в экспедиции нет ничего романтического и драматического. К экспедиции нельзя подходить с таких позиций, не следует ждать острых ощущений. Экспедиция должна быть тщательно подготовлена и четко организована, так, чтобы романтике и драме не оставалось места в самой стратегии и тактике восхождения, а также в человеческих взаимоотношениях внутри коллектива экспедиции. И волнений должно быть как можно меньше.
Конечно, каждый — иногда в самом укромном уголке сердца — хранит свое отношение, субъективное, к горе, к восхождению, к экспедиции, к коллективу, к своим товарищам и — к самому себе. Иногда в таком укромном уголке живет честолюбие, чисто субъективное желание, чтобы исполнились чисто субъективные романтические мечты, мелкие субъективные драмы и — жажда славы.
Но все это должно быть отодвинуто в сторону, когда совершается такое большое деяние, как большая экспедиция на высочайшую гору.