Восхождение на Макалу

Ровно через неделю после того, как был разбит лагерь 2, альпинисты достигают места, где лед на ребре внезапно кончается, снег и лед, примерзший к гранитным плитам, становится все тоньше и тоньше, превращаясь в ледяную корку, которая трескается под зубьями кошек, крошится и падает, обнажая сухой холодный камень. Место, где можно поставить три палатки лагеря 3, наименее приспособлено для устройства лагеря на всем маршруте восхождения. Отвесный склон, смерзшийся снег и лед, выступ над пропастью, выдвинутый в пространство, как нос корабля, вздымающийся над волнами. До самого входа первой палатки навешена веревка, и тяжелое лазание заканчивается у первого колышка палатки. Над первой палаткой помещаются еще две. Для всех палаток понадобилось вырубить во льду по возможности горизонтальные площадки и натянуть от палатки к палатке страховочные веревки. Снег, падающий со склонов и скал ребра, без устали засыпает это печальное место. Ветер, дующий с северо-запада и с востока, наверное, никогда не утихнет.

Несмотря на это, третий высотный лагерь необходимо было поставить именно там, где он стоял. Расстояния между отдельными лагерями составляли приблизительно день пути, хотя позднее некоторые из альпинистов всего за один день преодолевали расстояние между тремя лагерями. Разница между лагерями по высоте равнялась 400 — 500 метров, а обработка рельефа и поиски удобного места для того, чтобы поставить палатку на ребре, которое становилось все круче пропорционально высоте, скорее удлиняли расстояние. Однако между лагерем 2 и участком, где предполагалось разбить лагерь 4, не удалось найти более подходящего рельефа, чем конец острия ледового гребня, который мы называли «Нож».

Он начинался над снежным полем лагеря 2, откуда нужно было подниматься по совершенно отвесной стене вправо к востоку, преодолевая трещины во льду. Путь прокладывался при помощи ледовых крючьев и крепко привязанных нейлоновых веревок. Тем не менее искусственное лазание по ледовым стенам на высоте более 6000 метров изнуряет восходителей и предъявляет чрезвычайные требования к их физическим, психическим и техническим возможностям. Представьте себе крутой твердый ледовый навес, от которого отражаются косые лучи солнца, встающего над юго-восточным, — «японским», ребром Макалу. По мере того как солнце двигается по своему дневному пути, его лучи перестают скользить по поверхности склона, впиваясь в него почти вертикально, и, отражаясь под тем же углом, попадают в глаза. Вы поднимаетесь на кошках, прикрепленных к высокогорным ботинкам, втыкая передние зубья в почти отвесный склон, и видите под ногами дно Барунской долины, покрытое остатками ледника, замерзшим озером и ужасно пустынными каменистыми моренами. Смерзшийся снег и лед, все время отламываясь, звенит и с металлическим звяканьем падает в глубину. В горизонтальной плоскости перед собой вы можете видеть только сверкающий лед, который под воздействием ветра и солнца приобрел формы, напоминающие песчаник, забитый или ввернутый крюк, в ушко которого вдет дюралевый карабин, а через него протянута синяя веревка. Прочная веревка, за которую вы держитесь рукой в рукавице или же при помощи специального подвижного дюралевого зажима — «жумара» — взбегает вверх, от крюка к крюку, от ступеньки, выбитой во льду, к следующей, шаг за шагом над долиной. В поле зрения — белоснежная пила, ее зубъя — пики Гималаев. Пила разрезает темную синь неба и облака, с юга переползающие через перевалы, сгущающиеся в тучи и тьму, в которой свистит ветер.

Только от вас зависит, сможете ли вы понять слова Жана Франко о восхождении на Макалу, сказавшего, что в этих высотах слово «красота» теряет свой смысл.

А над линией горизонта — хотя человеку кажется, что наверху не может быть ничего, кроме вершины, — чудовищная, фантастическая масса горы, и вы понимаете, что, достигнув высоты 6700 метров, находитесь всего лишь у ее подножия.