Восхождение на Макалу

Маршрут восхождения покидает «Нож» и идет вправо по желобу, левую стену которого составляет сам «Нож», а правую — скалы. По желобу, где каменная основа ребра встречается с ледником, карабкается человеческая протоплазма и взбирается все выше и выше вопреки своей физической сущности. Равнодушные к ледовому склону и скале, люди поднимаются, не чувствуя боли в ногах и руках и стука сердца где-то в мозгу, не обращая внимания на сухое учащенное дыхание, от которого трескаются губы. Люди поднимаются вверх, видя перед собой только лед, зеленый и синий, сверкающий и матовый, когда солнце закрыто тучами, видя только нейлоновую веревку и руку, которая держится за нее, как за единственную опору в жизни, как за единственную жизненную истину. Слышится грубая шутка. Редкая улыбка появляется в глазах, прикрытых темными очками, так что ей не удается вырваться изнутри человека, чтобы раствориться в солнце и ветре. Об отваге едва ли можно говорить, потому что если красота никогда не теряет смысла, то слово «отвага» здесь определенно перестает иметь всякое значение. Только постоянное движение жизни по трещинам горной породы и льду вверх, в направлении, обратном действию земного притяжения, как попытка доказать, что физические законы не распространяются на человека.

Вот кончается безопасный желоб, и нужно снова траверсировать крутое острие «Ножа». К этому моменту веревки достигают хрупкого симбиоза льда и скалы, лед кончается, и первовосходители, поднявшись по гладкому скальному выступу, навешивают лесенки, сделанные из нейлонового шнура и дюралевых трубочек-ступенек. Вот уже виден лагерь 3.

Лагерь 3 весь во власти ветра, под его порывами полотнища палаток издают звук резко хлопающих флагов. Ветер дует или с запада, набирая силу возле южной стены Макалу, или с востока через японское седло. Лагерь 3 постоянно засыпают обломки льда, которые ветер срывает со скал ребра, а когда идет снег, лагерь заваливают снежные лавины.

Сколько раз приходилось переставлять и зашивать палатки, сколько раз их засыпало снегом так, что не оставалось хотя бы пары кубических дециметров воздуха для дыхания! Сколько ночей альпинисты провели в этом лагере без сна, сбрасывая снег и откапывая палатки, чтобы сохранить снаряжение, веревки и продукты! А сколько ночей, когда не падал снег, они просидели в палатках, которые рвала на части буря, поддерживая опоры и стараясь привести свои мысли в состояние бездумности!

Но лагерь 3 сохранился. Если кто-нибудь пойдет на Макалу чехословацкой дорогой, лагерь 3, наверное, останется ключевым местом в системе высотных лагерей, без которого нельзя обойтись, несмотря на его негостеприимность, суровость, ненадежность и бесконечное одиночество.

8 апреля — удивительный день, напоенный почти весенней влагой. Тучи раскидывают тонкие сети от пика VI на юг до Макалу. Над вершиной образуется туча, похожая на рыбу. Серая, сверху темная, как спина рождественского карпа, снизу светлая, как рыбье брюшко. Эта туча известна в Альпах как Fishwolke, «рыбъя туча», что послужило основой для тирольской поговорки: «Рыбья туча — вдали, значит, дождя жди».

Но в Барунской долине дождя нет. Здесь все еще зима, и кажется, весенняя влага застывает от тибетского мороза.

Во второй половине дня начинает идти снег. К вечеру слой его милосердно прикрыл груды отбросов под мореной, палатки, склад и кухню, из трубы которой лениво поднимается дым, не расплываясь в тяжелом воздухе. Пахнет рождеством. С наветренной стороны палаток постепенно образуются сугробы.

Снег идет в лагере 1, на километр выше, снег идет в лагере 3, альпинисты по рации жалуются на тяжелую работу во льду, потому что ступеньки занесло, веревки замерзли, «жумары» не держат, скользят по обледеневшим веревкам. Воздух тяжелый и плотный от снега. Флажки на мачте над большой палаткой трепещут в направлении к югу, потому что ветер дует с севера вниз, превращая в массы снега влагу, поднимающуюся от низменностей и предгорий Гималаев. Незаметно и неслышно день переходит в вечер, в кухне горит веселый огонек, в палатках альпинистов тихо и холодно, и только в большой общей палатке, плоская крыша которой прогибается под тяжестью снега, сидят при свечах игроки в карты.

Тихий отчетливый шорох снега не прекращается, и время от времени приходится стряхивать снег, чтобы не прорвалась крыша.

Гонза, Ян, Чеслав и Людо сидят вокруг складного стола.

Пламя свечи колеблется, карты шлепают по столу из пластика. Карточная игра, называющаяся «тарок», чрезвычайно сложна. Рисунки на картах удивительно старомодны, — без сомнения, они родились в семнадцатом веке. Легко представить себе вместо альпинистов мушкетеров, осаждающих крепость Ларошель. Сидя на барабанах и бочонках с порохом, они играют в карты, вид которых не изменился и в двадцатом столетии.