Восхождение Рэнсом-сити

– Счастливчик. Женщины! Что ж, когда мы приедем в Джаспер, вы делайте, что вашей душе угодно, а я начну жизнь заново, с новой работой и новой женой. Черт бы побрал эту бабу…

Я не намеревался в очередной раз выслушивать многочисленные обиды фокусника на Амариллис, так что прервал его предложением усовершенствовать механизм шляпы. Ротолло посмотрел на меня – сперва скептически, затем с интересом. Затем, поскольку он говорил о волшебстве, я заговорил о свете и своих мыслях насчет того, как можно использовать его в театре, а затем о самоиграющем пианино и о других своих идеях, многие из которых уже не помню – они появлялись одна за другой, – я не был так воодушевлен с момента, когда впервые задумался об Аппарате в Восточном Конлане. Во мне словно плотину прорвало. Может, дело было в разговорах о Джаспере или волшебстве. Помню, что рассуждал о возможных механизмах для полетов во время представлений, об автоматах, умеющих играть в карты, и ящиках из красного дерева, между которыми могла бы перемещаться прекрасная ассистентка Великого Ротолло, возможно даже взаправду, почему бы и нет? Может быть, при помощи труб и вакуума…

Внезапный резкий звук заставил меня замолчать. Я принял его за крик совы.

– Вот, – подвел я итог, – таков ход моих мыслей.

– Вы изобретатель, – улыбнулся Ротолло.

– Да. Был.

Фокусник вздохнул:

– Времена меняются. Знаете, кажется, в Гамлине я видел человека, который мог вызывать дождь. У него было какое-то устройство из громоотводов и бог знает чего еще. Кому после этого дело до карточных фокусов? Да никому.

– Думаю, зависит от фокусов, – возразил я.

– Ваше пианино – хитрая штука. Я видел, как оно само играет, – усмехнулся Ротолло. – Не притворяйтесь, что это не так, я знаю толк в фокусах – любопытнейшая вещица. Никогда ничего подобного не видел. Это вы сами его сделали?

– Ну… – пробормотал я, не желая признаваться в том, что сказать «сделал» было бы неправдой, сделал автомат Котан, но я был не в силах от него отказаться.

– Ужасно хитрая вещица, – повторил Ротолло. – Просто ужасно. Чего только не придумают.

Я почувствовал, что предал Котана, кем бы или чем бы он ни был, или его чудесное творение, или их обоих. Мне захотелось броситься в бар и попросить у пианино прощения. Вместо этого я покачал головой и предложил тост:

– За новый век! Возможно, он будет лучше, чем прошедший.

– Как по мне, на это шансов мало. Каждый сам за себя, хватай, сколько успеешь, пока миру конец не пришел – такова мистическая мудрость Великого Ротолло.

– Возможно, мистер Ротолло. Но я оптимист.

Великий Ротолло ухватил сигарету двумя пальцами и глубоко затянулся.

Резкий визгливый звук повторился. Я сообразил, что это не сова, а Локомотив, который теперь находился всего в трех-четырех милях от нас – пустяки для него. Он ехал параллельно реке, еще не нагнав нас, со скоростью, в сравнении с которой наш пароход казался старомодным и нелепым. Мы с Ротолло были людьми бывалыми, поэтому притворились, что звук нас не беспокоит.

– Вы нравитесь моей жене, – сказал вдруг Ротолло.

– Что? – спросил я, словно не расслышал, и приготовился к драке.

Фокусник повторил свои слова немного громче, сквозь шум Локомотива:

– Она восторгается вашей улыбкой. Говорит, я так несколько лет уже не улыбался. В чем я не сомневаюсь. Поулыбайтесь на сцене – и забудете, как делать это в жизни. Я надеялся, вы двое сбежите или вас застукают с поличным, быстрый развод, я на свободе в Джаспере… Не хотите об этом подумать?

– Я бы на это не надеялся, мистер Ротолло… Джо.

Фокусник пожал плечами и выбросил сигарету за борт:

– Как оно работает, это пианино?

– Математика, – ответил я.

– Словно внутри него дух живет, – усмехнулся Ротолло. – Знаете, я провел на Краю много времени – очень много – и всякое видел, и призраков и духов тоже. Однажды я выступал в больнице, где… – Что-то вспыхнуло там, где ехал Локомотив, затем послышался глухой звук. – Оно мыслит? Скажите правду. Это автомат или что-то еще?

Я много размышлял над этим вопросом, когда засиживался за пианино допоздна, в полном одиночестве, не считая покачивавшегося парохода и бормочущих под столиками пьяниц. Пианино было полностью самодостаточно и создавало музыку само по себе, из ничего. Возможно, это и есть жизнь. По правде сказать, я не знал, что в действительности значит думать, чувствовать, жить или обладать душой, и у меня не было для фокусника готового ответа. Иногда поздно ночью, когда пианино перенастраивалось словно бы само по себе, я размышлял о том, как в мире появились Великие Силы, то есть Стволы и Локомотивы Линии.