Воскресенья всегда разные

В самый разгар споров появился… Ну, кто бы вы думали? Томица-зайчишка.

Идёт, посвистывает, шляпу на лоб сдвинул, а сам довольный, весёлый.

— Что это ты, Томица, чему так радуешься? — спросили его звери.

Оглядел их зайчишка, заломил шляпу на затылок, подбоченился и сказал:

— Одолел я его… Вцепился зубами, и — раз! раз! — его как не бывало…

— Кого? — испуганно спросил олень.

— Врага, — ответил Томица, гордо задирая нос. В первый раз так случилось, что его слушали все звери сразу.

Он и вправду одолел самый тонкий ствол дикого винограда — перегрыз его пополам. А врагом его заяц считал потому, что разыскать его было трудновато.

— Он один одолел врага! — удивился барсук.

— Хм, хм! — пробормотал медведь. — Были бы мы такими храбрыми, как ты…

— Мы как раз выбираем командира, да вот никак не договоримся, — сказал ёжик.

— Командира? Настоящего командира над всеми зверями? Так выберите меня! — заявил Томица, по-прежнему задирая нос. — Нет в лесу никого меня смелее.

— Пожалуй, пускай он и будет командиром, — согласилась кума лиса. — Всё равно мы никак не договоримся.

— Пускай будет, раз он такой храбрец, — сказал олень.

С ними согласились и волк с медведем, и барсук с оленем и орлом.

Дали они Томице командирскую шапку и шпагу, и стал он законным командиром.

— А теперь приказывай, Томица! — сказал волк. — Наше дело — тебе повиноваться.

— Веди нас в бой, и охотники будут повержены! — крикнул орёл.

Чего угодно ожидал Томица, только не этого. Вести зверей против охотников — это уж извините!..

Задрожал он и говорит:

— Оставайтесь здесь! А когда услышите мой свист, кидайтесь разом… Я пойду посмотрю, где охотники!

И побежал Томица через лес. День был осенний, холодный, дул сильный ветер, листья с шуршанием падали на землю, и каждый шорох заставлял зайца вздрагивать от испуга. Ведь смелости у него с булавочную головку… И дёрнуло его стать командиром! А что, если охотники узнают, — убьют они Томицу.

Думая об этом, он всё ниже пригибался к земле, прислушивался, не идут ли охотники, и то и дело поводил ушами, так что они у него выросли и стали длинными-длинными. (С тех пор у зайцев такие большие уши.)

Вдруг ветер подул ещё сильнее, листья зашелестели, а сломанная ветка ударила Томицу по носу.

«Это охотник! — подумал зайчишка. — Он узнал, что меня выбрали командиром. Он идёт ко мне. Вот уже и лук натянул».

И командир пустился наутёк. Шапка у него на глаза съехала — ничего не видать, споткнулся зайчишка о шпагу, перекувырнулся через голову и отрубил себе шпагой хвост. (Вот почему у Томицы сейчас такой маленький хвостик.)

Тут он побежал ещё быстрее — даже воздух свистел за ним вслед.

Услыхали звери этот свист и решили: это командир даёт нам сигнал. И кинулись они вслед за Томицей, надеясь схватить охотника.

Заяц — в поле, и они за ним туда же.

Вечерело, тени становились длиннее, и солнце готовилось отойти ко сну.

А Томица всё бежал, и войско едва за ним поспевало, а потом и вовсе потеряло своего командира из виду.

Тут Томица налетел на дерево. Да так сильно, что из глаз у него искры посыпались. (С тех пор у зайцев глаза косят и верхняя губа рассечена!..) Так до самого утра он и пролежал.

Только когда совсем рассвело, вернулся он обратно в лес, но уже без командирской шапки и шпаги.

И давай опять хвастаться:

— Жаль, что вы за мной не поспели! Победили бы мы охотников!

Не знал он, что орёл летел за ним вслед, всё видел и зверям рассказал.

Те подняли хвастуна-зайца на смех и прогнали его из леса.

С того дня волк, лиса, медведь и орёл гоняют зайца. А когда поймают, расправа бывает короткой. Стыдно им, что зайчишка однажды ими командовал.

Эмиль Гырляну БОГАТЫРСКАЯ СИЛА

Пастух притащил его за уши — с осликом ведь нечего церемониться — положил ему на спину седельную подушечку, приладил на ней деревянное седло и туго затянул подпругу: предстоял далёкий путь, до самого города. Только после этого стал он нагружать ослика поклажей: своим тяжеленным кожухом, двумя хозяйскими шерстяными коврами, четырьмя большущими выдолбленными тыквами с молоком, по две с каждого бока, чтобы не перевешивались, и восемью мешками с творогом. Вдобавок он посадил на самый верх двух мальчишек, сыновей хозяина, пришедших в овчарню накануне. Их он устроил спиной к спине, чтобы не озорничали и не дрались по дороге.

Когда пастух, утирая рукой пот со лба, принёс седельную подушечку, чтобы приладить её на бессловесную скотину, блоха, которая до сих пор сидела на рукаве пастуха, прыгнула на спину ослика и устроилась со всеми удобствами в складке подушечки. «Отдохну-ка я здесь, в тенёчке!» — подумала она, пока пастух перетаскивал и размещал удобнее всю огромную ношу. Ведь блоха-то крошечная, совсем места не занимает. А непомерная тяжесть, под которой сгибались колени ослика, на неё вовсе не давила.