Уже сидя в кабинке тягача, Штубер прокручивал события, связанные с этой операцией. Она прошла удачно. Во всех отношениях. И не только потому, что группу диверсантов удалось ликвидировать задолго до того, как она укоренилась в карстовых пустотах «Регенвурмлагеря», откуда выкуривать её было бы сложновато. Удалось ликвидировать Чеславского, который до сих пор воспринимался здесь в роли благочестивого фольксдойча. В рапорте, составленном для Кальтенбруннера и штаба Гиммлера, эта экспедиция будет преподнесена как настоящая боевая операция, с убитыми, пленным и захваченной рацией. Единственное, о чем там не будет сказано, так это о причастности к событиям майора польской разведки по кличке «Лодочник».
– Древние любили подчеркивать: главное в ораторском искусстве заключается не в том, чтобы сказать все, что нужно, а чтобы не сказать того, чего говорить ни в коем случае нельзя.
Зебольд взглянул на Штубера, помолчал и снова вопросительно, непонимающе взглянул.
– Это вы, штурмбанфюрер, к чему?
– Так, философские воздыхания.
– А я подумал: может быть, к тому, что о майоре Чеславском способен проговориться плененный нами командир русских диверсантов?
Барон удивленно уставился на Зебольда и уже в который раз попробовал убедить себя, что все еще недооценивает этого старого служаку.
8
Стоя между Скорцени и лжефюрером, фон Риттер медленно – как на изношенных шарнирах – вращал шлемоподобной головой, переводя, таким образом, взгляд то на одного, то на другого. Он уже ни черта не понимал. Он привык к четким и ясным приказам и требовал, чтобы с ним тоже общались только на языке ясных, понятных приказов.
Однако лжефюреру было не до него. Пещера, в которой они оказались, архитектоникой своей напоминала величественный подземный храм первохристиан. Несформировавшаяся вульгарная псевдоготика его сводов и так и не пробитых до света божьего окон-бойниц, неподражаемо дополнялась подвесками разноцветных сталактитов. Освещенные двумя скрытыми за колоннами прожекторами, они и сами превратились в огромные светильники, органный, музицирующий замогильной тишиной свет которых мерцал между сводами и едва расчищенным полом подобно тому, как между поднебесьем и земным зазеркальем, музицирует северное сияние.
– Здесь и должен восстать тот самый, величественный храм «СС-Франконии», – взорвался гортанным рыком Скорцени, совершенно упустив из вида, что в присутствии фюрера и генерала СС, ему, оберштурмбанфюреру, пристало бы скромно молчать. – Именно здесь, в этом богом созданном храме, мы сотворим подземный Нотр Дам де «СС-Франкония»[45]
, который будет потрясать наших потомков и через тысячу лет.– Но только что речь шла о том, что ситуация на фронтах настолько сложна… – не удержался фон Риттер. Он привык к ясности.
Если только что было сказано, что все строительные работы, кроме сугубо оборонных, в «Регенвурмлагере» следует прекратить ввиду полной бесперспективности, размышлял он, то так оно и было сказано! Тогда к чему вести речь о храме? В конце концов, он, барон фон Риттер, всегда считался специалистом по оборонительным укрепрайонам, а не «храмовником»! Ибо такова воля Германии.
– Да к черту ситуацию на фронтах, барон! Все еще может измениться. Причем в течение одного дня. Поскольку высшим посвященным хватит и этого дня, чтобы весь мир содрогнулся перед мощью секретного оружия рейха, дьявол меня расстреляй. Но сейчас не об этом. Только что фюрер лично произнес эти слова: «Нотр Дам де «СС-Франкония», – прорычал первый диверсант рейха, хотя лжефюрер даже рта не открыл. – А значит, собор должен возникнуть. Причем возникнуть именно здесь.
Впрочем, комендант воспринял это обстоятельство спокойно. Если фюрер и не произнес их сейчас, то произнес раньше. Или же хотел произнести. По крайней мере Скорцени хотелось, чтобы произнесены были именно эти слова, которые Гитлер сомнению так и не подверг..
– А если фюрер произнес их, – продолжил тем временем Скорцени, – то звучат они как высшее благословение. Вы поняли меня, барон? Здесь должен находиться храм верховного жреца «СС-Франконии».
– Храм. «СС-Франконии», – то ли переспросил, то ли просто повторил фон Риттер, покорно и покаянно склоняя свою шлемоподобную голову.
Пещера и в самом деле представала перед ними прекраснейшим из творений природы, какие только можно было себе представить. И если всерьез вести речь о храме, то можно считать, что основную часть его Господь уже сотворил.
В свое время фон Риттеру не раз приходилось читать о катакомбных храмах первохристиан. Так вот, этот пещерный храм наверняка будет признан величественнейшим из них.
– И если вместо ликов святых ваши скульпторы сотворят в его иконостасе лики вождей рейха, – все еще не унимался Скорцени, – Господь простит вам этот грех еще раньше, чем простит его наш фюрер.
– Значительно раньше, – некстати подтвердил Лжегитлер, поддавшись магнетизму речи Скорцени.
– А главное, позаботьтесь о лике верховного жреца этого храма.